Путевой дневник. Путешествие Мишеля де Монтеня в Германию и Италию - [13]

ЭПЕРНЕ, пять лье. Там по приезде г-да д’Эстиссак и де Монтень по своему обычаю пошли к мессе, в церковь Богоматери; и сеньор де Монтень, поскольку видел раньше, что тело г-на маршала Строцци, убитого при осаде Тионвиля, было принесено в эту церковь, осведомился о его могиле и обнаружил, что тот погребен без всяких опознавательных знаков: ни надгробного камня, ни герба, ни эпитафии напротив главного алтаря, и нам было сказано, что это королева велела так похоронить маршала, потому что такова была его собственная воля[66]. Служил службу в сказанной церкви епископ Реннский из рода парижских Эннекенов[67], потому что он в ней настоятель, а еще потому, что это был праздник Богоматери Сентябрьской.

После мессы г-н де Монтень подошел к г-ну Мальдонату, иезуиту, чье имя весьма известно из-за его эрудиции в теологии и философии[68], и они вместе вели многие ученые беседы во время и после обеда в гостинице г-на де Монтеня, где сказанный Мальдонат его посетил. И среди прочего, поскольку он приехал с вод в Спа[69], которые находятся в Льеже, где он был вместе с г-ном де Невером, он рассказал ему, что эти воды необычайно холодны, и там даже утверждали, что самые холодные и есть самые лучшие. Они так холодны, что любого, кто их пьет, пробирает дрожь и появляется гусиная кожа, но вскоре после этого чувствуется большой жар в животе. Он выпивал по сто унций, поскольку там есть люди, которые предоставляют стаканы, где по желанию каждого нанесена его мера. И пьют не только натощак, но также после приема пищи. По своему действию, которое он описал, эти воды похожи на гасконские. Что же касается его самого, то он сказал, что от собственного недуга они ему не слишком помогли; хотя он пил много раз, вовсю разгорячившись и потея. Он наблюдал ради опыта, что лягушки и другие мелкие твари, которых бросают в воду, тотчас же подыхают, и сказал, что, если накрыть носовым платком стакан, наполненный этой водой, он немедленно пожелтеет.

Ее пьют по меньшей мере пятнадцать дней или три недели. Он в этом месте очень удачно поселился и удобно устроился; вода пригодна против любой закупорки и мочекаменной болезни. Тем не менее ни г-н де Невер, ни он сам ничуть не стали здоровее. С ним вместе был дворецкий г-на де Невера, и они вручили г-ну де Монтеню отпечатанный картель по поводу размолвки между г-ном де Монпансье и г-ном де Невером с целью осведомить его о ней и дабы он сам мог просветить других дворян, буде они его об этом спросят[70]. Мы уехали оттуда в пятницу утром и приехали в

ШАЛОН[71], семь лье. И поселились там в «Короне», хорошей гостинице, где еду подают на серебряной посуде, а бо́льшая часть постелей и покрывал шелковые. Обычные постройки в этом краю сложены из мела, нарезанного на небольшие квадраты по полфута или около того, а другие из дерновой земли той же формы. На следующий день мы оттуда уехали после обеда и прибыли на ночлег в

ВИТРИ-ЛЕ-ФРАНСУА, семь лье. Это маленький городок на берегу Марны, построенный тридцать пять или сорок лет назад вместо другого Витри, который был сожжен[72]. Он еще сохранил свой первоначальный, весьма пропорциональный и приятный вид, а его большая квадратная площадь в центре – одна из лучших во Франции.

Мы там узнали три достопамятные истории. Одна – о вдовствующей старой даме, г-же де Гиз де Бурбон, восьмидесяти семи лет, которая до сих пор жива и все еще проделывает четверть лье своими ногами[73].

Другая: всего за несколько дней до этого в местечке Монтье-ан-Дер, неподалеку отсюда, состоялось повешение, и вот по какому случаю: семь-восемь девиц из окрестностей Шомон-ан-Бассиньи несколько лет назад затеяли одеться мужчинами и так продолжить свою жизнь в мире. Одна из них под фамилией Мари пришла в Витри, зарабатывая себе на жизнь как ткач, – молодой человек хорошего нрава, который каждому становился другом. Тут, в Витри, он даже обручился с одной женщиной, которая до сих пор жива, но из-за какой-то размолвки, случившейся между ними, дальше этого их сделка не зашла. Потом, отправившись в Монтье-ан-Дер и по-прежнему зарабатывая себе на жизнь сказанным ремеслом, он стал возлюбленным некоей женщины, на которой женился и прожил с нею четыре-пять месяцев, к ее удовольствию, как говорят. Но когда его узнал кто-то из Шомона, дело было передано в суд, и девица была приговорена к повешению. А вот что она говорила: лучше уж разом отмучиться, чем вернуться к девичьему состоянию; и была повешена за противозаконную выдумку: восполнить изъян в ущерб своему полу.

Третья история – о человеке по имени Жермен, который до сих пор жив, он низкого происхождения, без всякого ремесла и занятия, и до двадцати двух лет был девицею, известной всем жителям города, тем более что на подбородке у нее было чуть более волос, чем у прочих девиц, за что ее и прозвали Бородатой Мари. И вот однажды, когда она, сделав усилие, прыгнула, у нее от этого вдруг открылись мужские орудия, так что кардинал де Ленонкур, епископ Шалона, перекрестил его, дав ему имя Жермен. Однако он так и не женился; и у него большая борода, весьма густая. Увидеть его мы не смогли, потому что он был в деревне. В этом городе даже песенка есть, ее обычно девушки поют, предостерегая друг дружку не делать слишком широкие шаги из опасения стать мужчиной, как Мари Жермен. Местные говорят, что Амбруаз Паре вставил эту историю в свою очень достоверную книгу по хирургии