Путеводный нейрон. Как наш мозг решает пространственные задачи - [68]

Мы поднялись по лестнице в центральный холл и повернули в главный коридор, заполненный посетителями. «Когда люди понимают, где находятся, то чувствуют себя увереннее и идут дальше, туда, где еще не были, – рассуждает Фендли. – Именно этого мы и добиваемся». Сам он прекрасно ориентировался и в любой момент знал, где мы находимся и куда идем.

Мы добрались до нового крыла Сейнсбери и повернули на север, к одному из дальних углов. Два японских студента изучали цветную схему, добавленную по совету Фендли, – похоже, они нашли то, что искали. Пройдя еще два зала, мы остановились перед «Бородатым мужчиной в берете» Рембрандта. Эта картина – портрет мужчины с усталыми глазами – завораживает, как и несколько тысяч других, развешанных по этим стенам, и отчасти поэтому в художественных галереях так легко заблудиться. Вы ориентируетесь, когда идете, но, как только ваше внимание переключается на что-то другое, внутренний компас отключается. Одно из удовольствий при знакомстве с произведениями искусства – позволить себе потеряться среди них и беспорядочно бродить по залам; Национальная галерея с ее геометрически одинаковыми и взаимосвязанными пространствами как нельзя лучше подходит для этого. Вместе с тем дезориентация раздражает людей, повышая вероятность того, что они направят свои стопы в кафе.

Как же соблюсти необходимый баланс? Фендли предлагает использовать самые известные картины галереи в качестве ориентиров и включить их в план здания. Выбор чрезвычайно широк: «Подсолнухи», «Телега для сена», «Венера и Марс», «Купальщики в Аньере». Когда мы шли назад, к Трафальгарской площади, он показал, что имеет в виду. Вернувшись в центральный коридор, мы повернули на восток, и там, в дальнем конце, не теряя своей выразительности даже за пятью стеклянными дверями, висела картина Джорджа Стаббса «Уистлджакет» – взвившийся на дыбы арабский скакун с дикими глазами, в натуральную величину, на пустом холсте. Под взглядом этого могучего животного – картина входит в постоянную экспозицию восточного крыла – отпадали всякие сомнения в том, где мы находимся.

Жаль, что мы не можем перемещаться по городу так же, как по картинной галерее: медленно, беспорядочно, погрузившись в размышления. В городской утопии, созданной воображением Фендли, где планировка настолько интуитивна и понятна, что вам не нужна карта, вы сами выберете извилистый путь. Но в реальности приходится иметь дело с тем, что нам оставили архитекторы и специалисты по городскому планированию, и прокладывать путь через городские джунгли, любыми путями мысленно строя кратчайший маршрут.

Многие из нас бесцельно слоняются в минуты отдыха – но только не люди с деменцией: их словно влечет к этому неодолимой силой, и, похоже, они ходят, чтобы подтвердить, что они существуют. В следующей главе мы поговорим о том, что происходит с нашим восприятием пространства в конце жизни, а также рассмотрим разрушительное воздействие болезни Альцгеймера на нашу способность ориентироваться в окружающем мире. Восприятие пространства и способность к навигации мы воспринимаем как нечто само собой разумеющееся – до тех пор, пока они нас не подводят.

10 Я здесь?

В начале жизни мы совсем не умеем ориентироваться и у нас нет карты. Мы приходим в этот мир, ничего не зная о нем. Наш механизм взаимодействия с пространством почти не работает – нейроны места и нейроны решетки еще не сформировались, – и пройдет не один месяц, прежде чем мы сможем куда-то отправиться по собственной воле. В конце концов мы все находим свой путь и становимся опытными путешественниками, но в конце жизни можем снова утратить эту способность, вернувшись к тому, с чего начинали, такие же растерянные и лишенные карты, как новорожденные.

Потеря ориентации – не обязательный спутник старости (хотя после шестидесяти пяти наши пространственные навыки начинают ухудшаться)[374]. Но это неизбежное следствие болезни Альцгеймера, тяжелой формы деменции, при которой слабеют и отмирают нейроны в разных отделах мозга. Ею страдают приблизительно треть людей старше восьмидесяти пяти лет. Лекарств от нее пока нет.

Обычно болезнь Альцгеймера связывают с ухудшением памяти, и действительно, она в прямом смысле губит память: пациенты забывают имена своих близких, не могут вспомнить, что делали минуту назад, а в конечном итоге не помнят вообще ничего, кроме далекого прошлого. Но на более глубоком уровне это процесс потери ориентации, медленный разрыв связей с окружающим миром. Пространственные ошибки становятся одними из самых первых симптомов – люди чаще, чем обычно, не находят ключи, забывают знакомый маршрут или не могут запомнить новый. Поисково-спасательные отряды часто ищут пациентов с болезнью Альцгеймера. По мере того как болезнь прогрессирует, сжимается и «жизненное пространство»[375]: люди сознательно держатся только знакомых маршрутов или мест, а потом им становится трудно даже выйти из комнаты. А потом время и пространство «схлопываются», и пациенты с болезнью Альцгеймера зачастую думают, что живут в том месте, которое знали в детстве.

Невозможно представить, как это тяжело – проснуться и не узнать ничего, что тебя окружает. «В плохие дни все видится расплывчатым, как картинка в телике, когда она начинает распадаться и становится непонятной, – пишет Уэнди Митчелл в книге «Некто, кого я знала» (Somebody I Used to Know), описывая свою прогрессирующую деменцию. – Опускается туман, тебя охватывает растерянность, и ты ничего не понимаешь с того самого момента, как открыла глаза.