Путеводная Звезда неизведанного - [4]

, скрытое при помощи символов. До наших дней еврейские раввины называют термином Меркава «тело» или «повозку» своей религиозной системы, которая содержит внутри себя высшие науки, доступные лишь для посвященных, и служит для них лишь оболочкой.

Нас обвиняют в таинственности и упрекают за то, что мы держим в секрете высшую теософию. Мы убеждены, что доктрина, которую мы называем гупта видья (тайная наука), предназначена лишь для немногих. Но разве существовали в древние времена такие учителя, которые не хранили бы в тайне свои учения, опасаясь их профанации? Начиная от Орфея и Зороастра, Пифагора и Платона, до розенкрейцеров и еще более близких к нам по времени масонов, обязательным правилом было то, что ученик должен завоевать доверие учителя, прежде чем получит от него высшее и последнее слово. Уже в самых древних религиях существовали свои великие и малые мистерии. Неофиты и новообращенные обязательно давали нерушимый обет, прежде чем они будут приняты. Ессеи Иудеи и горы Кармил требовали того же. Наби [набатеяне] и назары [назореи] («первообособленные» Израиля), подобно мирским чела и брахмачаринам Индии, сильно отличались друг от друга. Первые из них могли жениться и оставаться в миру, изучая до определенного момента священные писания; вторые же, назары и брахмачарины, уже были целиком погружены в таинства инициации. Великие школы эзотеризма были интернациональны, хотя и весьма замкнуты, что доказывает тот факт, что Платон, Геродот и другие, чтобы получить посвящение, совершили путешествие в Египет; тогда как Пифагор сначала посетил брахманов Индии, затем остановился в египетском святилище и, в конце концов, был посвящен на горе Кармил. Иисус следовал традиционному правилу и оправдывал свою скрытность, приводя известную заповедь:

«Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего пред свиньями, чтоб они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас»

[От Матфея, 7:6].

Некоторые древние сочинения, известные библиофилам, персонифицируют МУДРОСТЬ, изображая ее эманацией из ЭЙН-СОФ, Парабрахмана еврейских каббалистов, помощником и спутником проявленного божества. Отсюда и ее сакральный характер у всех народов. Мудрость неотделима от божественности. Точно так же и Веды исходят из уст индусского Брамы (логоса). Будда происходит от Будха, «Мудрости», божественного разума. Вавилонский Нэво, мемфисский Тот, греческий Гермес, – все они были богами эзотерической мудрости.

Греческая Афина, египетские Метис и Нейт были прототипами Софии-Ахамот, женской мудрости гностиков. Самаритянское Пятикнижие называет книгу Бытия – Акамоот, или «Мудрость», что мы наблюдаем и в случае двух фрагментов очень древних манускриптов: Премудрости Соломона и Премудрости Йасея (Иисуса). Книга, известная как Машалим, или «Рассуждения и притчи Соломона»,[11] персонифицирует Мудрость, называя ее «помощником (Логоса) творца», в следующих выражениях (я перевожу буквально):

I(a)HV(e)H владел мной с самого начала.[12]

И все же я был первой эманацией в вечностях.

Я появился из все-древности, предвечного. —

Из первого дня земли;

Я родился прежде великой бездны.

И когда не было ни источников, ни вод.

Когда возводились небеса, я был там.

Когда он проводил круг на поверхности бездны,

Я был там с ним, Амун.

Я был его восторгом, день за днем.[13]

Этот текст экзотеричен, подобно всему, что относится к личным богам народов. БЕСКОНЕЧНОЕ не может быть известно нашему разуму, который может лишь разделять и определять; но мы всегда можем получить о нем абстрактное представление благодаря способности, которая выше нашего разума, – интуиции, или духовному инстинкту, о котором я уже говорила. Великие посвященные, которые обладают редкой силой вводить себя в состояние самадхи – термин, который лишь весьма несовершенно можно перевести словом экстаз, состояние, в котором человек перестает быть обусловленным и личным «Я» и становится единым со ВСЕМ, – единственные, кто может гордиться тем, что вступили в контакт с бесконечным; но описать это состояние словами они способны не больше, чем остальные смертные…

Эти немногие характеристики истинной теософии и ее практики были очерчены для тех немногочисленных наших читателей, кто одарен необходимой интуицией. Что же до остальных, они либо не поймут нас, либо посмеются над нами.

III

Знают ли вообще наши любезные критики, над чем они смеются? Имеют ли они хотя бы малейшее представление о той работе, которая происходит в мире, и о тех ментальных переменах, производимых теософией, над которой они насмехаются? Прогресс, достигнутый благодаря нашей литературе, очевиден, и, благодаря неустанному труду ряда теософов, его начинают признавать даже наиболее слепые. Немало людей убеждены в том, что теософия станет в будущем философией или моральным кодексом, если не религией. Реакционеры, очарованные dolce far niente [сладостным бездельем, ит. ] консерватизма, чувствуют это, отсюда ненависть и преследования, которые использует их критика для своих целей. Но критика, введенная Аристотелем, далека от этого примитивного стандарта. Древние философы, эти возвышенные невежды с точки зрения современной цивилизации, когда они критиковали некую систему или некое сочинение, делали это беспристрастно и с единственной целью улучшить и усовершенствовать то, что они считали ошибкой или недостатком. Сначала они изучали проблему, а затем ее анализировали. Тем самым они оказывали услугу, что признавалось и принималось обеими партиями. Всегда ли следует современная критика этому золотому правилу? Совершенно очевидно, что нет. Наши современные судьи находятся намного ниже даже уровня философской критики Канта. Критика, принявшая в качестве собственного канона непопулярность и предвзятость, заменила критику «чистого разума»; и критик, в конце концов, разрывает в клочья своими зубами все то, чего он не понимает, а особенно то, чего он ни в малейшей степени понять и не пытается. В прошлом столетии – золотом веке гусиных перьев – критику громили достаточно часто; но все же надо воздать ей должное. Можно было заподозрить жену Цезаря, но ее никогда не осуждали, не выслушав ее оправданий. В наш век монтионовских премий