Путешествия на Новую Гвинею (Дневники путешествий 1872—1875). Том 1 - [99]

К 10 часам мы подошли к селению Мавара, состоящему из двух хижин. Мне и этот островок не понравился как местожительство. Вечером переправились на противоположный берег, в местность, называемую туземцами Айва. Здесь, может быть, я останусь, так как Айва находится на материке, что в отношении фауны для меня важно. Место красивое, и, живя здесь, я не буду вблизи уже занятого другими участка. Меня не будут стеснять, и я не буду мешать другим. У Давида сильно вспухла рука при значительной лихорадке. Сам я часто чувствую боль в ногах и неприятное болезненное ощущение во всем теле.

4 марта. Не желая далее терять время, я выбрал место для хижины на уступе скалы, с красивым видом на море. Ввиду того, что выбранное мною место было покрыто лесом, я приказал расчистить площадку, на которой обозначил место для будущей хижины. Сегодня ограничились расчисткой площадки и прокладкой тропинки к ней.

5 марта. Постройка подвигается хорошо. Папуасы, даже женщины, помогают моим людям.

6 марта. Кончили к вечеру крышу и стены; остаются полы обеих комнат. Вид из моей двери и окна на о-ва Мавара, Айдума и др. и на море великолепен.

7 марта. На 4-й день мои люди кончили хижину. Она разделена на две половины, или комнаты, и состоит из передней, моей комнаты с двумя окнами и с дверью, и другой, почти что вдвое большей — для моих людей. Окна в последней они нашли для себя лишними, так что свет в нее проникает только через дверь. Моя комната имеет 4.5 м длины и 3.5 м в ширину. Ставни и даже дверь опускаются сверху. Сегодня же перенесли все вещи из урумбая. Мои люди выгружали, а туземцы носили, выговорив себе в подарок две бутылки джина, которые я принужден был им дать, так как они отказывались от всего остального. Они так усердно помогали моим людям при постройке хижины, что мне необходимо было дать им что-нибудь, хотя я и жалел, что пришлось дать джин, который, я, собственно, привез для консервирования зоологических объектов, а не для потворства дурным привычкам туземцев. Они выпили одну бутылку перед моей хижиной, сперва морщась, затем с видимым удовольствием и стали так веселы, так кричали, пели, плясали, что мне пришлось предложить им отправиться к своим баракам, которые они расположили на песчаном берегу у самого моря. Но и оттуда голоса их долетали до меня, и к этому гаму они присоединили еще выстрелы из своих кремневых ружей, так что я послал спросить, что случилось, не думая, что эти выстрелы служили лишь выражением приятного расположения духа туземцев.

У многих жителей здесь волосы не курчавые, а просто вьющиеся кольцами, у некоторых почти что гладкие. Бывает так, что у одного отца, настоящего папуаса, одни дети с мелкими курчавыми волосами, другие — с крупными кудрями, и всех их добродушный папаша считает своими.

8 марта. Наконец, могу сказать, что я снова житель Новой Гвинеи. Целый день я устраивался в хижине, и нахожу, что помещение довольно комфортабельно. Пришедшие туземцы рассказали мне, что дней 5 тому назад, именно в день, когда я выбрал эту местность для постройки своей хижины, жители Телок-Камрау убили одного человека с о. Наматоте с женой и детьми. Это случилось очень недалеко отсюда, в Телок-Бичару. Необходимо здесь быть настороже.

9 марта. Ночью я был разбужен криками, похожими на завывание собаки. Мне, однако, объяснили, что это были голоса туземцев, поселившихся на песчаном берегу в Айве, которые, боясь нападения алифуру («оран-алифуру» — название, распространенное у малайцев, жителей Серама, и перенятое также и здешними жителями, вообще для обозначения туземцев гор или материка в отличие от прибрежных), перекликаются или показывают, что находятся настороже. Лил сильный дождь. Наконец, крики усилились, послышалось много голосов. Немного погодя раздался выстрел. Я встал и вынул из ящика ружье. В эту ночь, однако, ничего более не случилось. Утром мне сказали, что оран-алифуру бродили всю ночь в окрестностях, и один из моих серамских матросов выстрелил из ружья, чтобы немного успокоить испуганных жителей Айдумы, которые к пущему страху видели чужую собаку, — верный признак, по их мнению, что алифуру находятся где-нибудь вблизи и выжидают случая и удобного времени для нападения. Пришли радья Наматоте и другие начальники, просясь в отпуск на несколько дней. Я согласился. Пять пирог ушли по разным направлениям. Чувствую большую слабость в ногах; левая рука сильно болит, она совершенно бессильна.

10 марта. Записывал слова диалектов Серама и Айдумы. Много слов общих. Положительно большинство папуасских слов я не мог верно произнести. Я слышал разницу, но не мог привести гортань и язык в надлежащее положение, чтобы выговорить правильно папуасское слово. Капитан Ройер, командир парохода «Этна», говорит, что жители Наматоте и Лакахии ненадежны (вероятно, по словам его спутников, тидорского принца Амира и др.), и, напротив того, хвалит людей Камрау и Каймана. Теперь же, наоборот, все папуасы, а за ними и серамцы называют людей Камрау и Каймана разбойниками. Я же уверен, что все они ненадежны. Туземцы здесь сами говорят, что «оран-папуа» убивают людей, чтобы завладеть их вещами, и тот же радья Айдумы, который так жалуется на нападения людей Карас и Камрау, сопровождал тидорские «хонгии» («хонгиями» называются морские экспедиции, предпринимаемые султанами Тидора и Тернате для собирания по берегам Новой Гвинеи дани, которую эти султаны считают себя вправе взимать), чтобы убивать людей Лакахии, жечь их хижины и разорять плантации. Этого еще там не забыли, почему Сангиль и радья Наматоте не советуют мне брать с собою радью Айдумы в Лакахию, а то там туземцы будут опасаться меня или нападут на нас из желания, собственно, отомстить старому радье.