Путешествия на Новую Гвинею (Дневники путешествий 1872—1875). Том 1 - [98]

Почти совершенный штиль прерывался иногда довольно сильными порывами ветра. При одном из таких порывов, когда урумбай сильно и неожиданно накренило, Ахмат, сидя на невысоком борту и занятый едой, не успев удержаться, полетел вверх ногами в воду. Разумеется, он без труда был вытащен, весь мокрый, при общем хохоте. Около часу пополудни подъехали к берегу у самого того места, где был расположен форт Du Bus, основанный в 1828 г. Местоположение очень красивое: большой, глубокий бассейн, замкнутый со всех сторон горами, расстилается у подножия живописной, очень крутой горы Ламансиери. Горы здесь так круты и при сильных дождях с них стекает в море так много воды, что можно черпать пресную воду на его поверхности. Это мне сказал радья Айдумы и подтвердило несколько других туземцев. Берег был покрыт высоким лесом, и положительно нигде не было заметно ни малейшего признака колонии, существовавшей здесь 46 лет тому назад. Между туземцами, однако, сохранилось воспоминание о ней. Несмотря на полуденную жару, я высадился около рощи кокосовых пальм, и старик, радья Айдумы, взялся показать мне остатки «рума бату оран Голланда» (каменных домов людей Голландии), Пройдя несколько шагов, мы наткнулись на 4 могилы, состоящие из небольших построек из кольев и этапа, наподобие маленьких хижин (около 2 м длины, 1 м ширины и 1 м высоты). В одной из них находился еще «татумбу» (умерший). Тропинки никакой не было. Позвал Иосифа и Ахмата, которые, по указанию радьи Айдумы, стали прорубать парангами (большие малайские ножи) путь. Мы наткнулись скоро на каменный пьедестал, на котором стоял полусгнивший толстый столб. Подходя к пьедесталу, я почувствовал под ногой что-то твердое и гладкое, которое издало при соприкосновении с гвоздями каблуков металлический звук. Мои люди расчистили хворост и сухие листья, и под этим слоем оказалась овальная массивная чугунная доска, на которой, когда ее повернули на другую сторону, обозначилось изображение нидерландского герба. Сгнившее дерево столба не могло выдержать тяжести чугунной доски, которая, вероятно, уже много лет как упала и покоилась на земле. Я приказал очистить ее и приставить в полулежачем положении к остатку столба. Между тем Ахмат, следуя за радьей Айдумы, проложил дорогу к так называемым «рума бату». Это были два четырехугольных фундамента из кораллового известняка. Большие деревья росли посреди их, и фундаменты были почти скрыты растительностью. Несколько толстых пней когда-то срубленных деревьев пустили новые ростки, которые в свою очередь превратились в деревья: они также являлись остатками бывшей здесь колонии.

Было сыро и очень жарко в лесу, и так как осматривать ничего более не оставалось, то я решил идти в туземное селение, которое, по словам радьи, было недалеко; я был, однако, неприятно изумлен тем, что нам пришлось идти три четверти часа, чтобы добраться до него. Сперва надо было идти через болото, перебираясь по корням мангрововых деревьев, потом через ручей, затем вверх на крутой холм, на котором была разведена небольшая плантация бананов и сладкого картофеля. Солнце так пекло, при отсутствии малейшей тени, что я, измученный, спустился к двум хижинам, очень убогим, но расположенным в тени и у самого моря. Эти хижины были убежищем радьи Айдумы после нашествия людей Телок-Камрау. Расположившись на циновке и отдохнув немного, я стал рассматривать хижину, хотя и это название было для нее слишком претенциозно. Она стояла на кольях, имела очень дырявый пол, еще более дырявые стены из атапа, была менее 1 м высоты, так что стоять в ней могли одни дети; внутри хижины, однако, было сделано несколько отделений при помощи перегородок. Небольшой навес перед хижиной служил спальней свиты радьи Айдумы. Старик снова затянул свои ламентации и объявил мне, что желает поселиться со своими подданными там, где я останусь. На это я не сказал «нет», потому что я не прочь иметь постоянные объекты для своих антропологических наблюдений, и, разумеется, люди Айдумы, если поселятся около моей хижины, сделаются скоро моими слугами и могут служить мне проводниками по окрестным горам и лесам. Я увидел здесь двух так называемых «вуоусирау», жителей гор Камака. Они были совсем сходны с прибрежными жителями, и один из них был светлее всех остальных окружавших его папуасов. К 6 часам вечера я вернулся на урумбай, и мы снялись. Заштилело так, что пришлось грести всю ночь, что, однако, мои люди делали только временами, прерывая это занятие сном. Три пироги с женщинами и детьми следовали за урумбаем.

Местность была очень живописной; жалко, что здесь легче умирать, чем жить. Между туземцами я видел устрашающие формы болезней, вероятно, занесенные сюда малайцами при их ежегодных посещениях этого берега.

3 марта. Из зал. Ленгуру мы вышли в большой спокойный бассейн, затем, через пролив, в другой, потом в третий. Направо лежал материк Новой Гвинеи, налево — архипелаг красивых, но необитаемых скалистых островков. Это одна из самых красивых местностей Ост-Индского архипелага. Известковые скалы представляли большое разнообразие форм и, будучи размыты прибоем, образуют длинные пещеры до 2 м глубины. Во многих местах подмытые скалы обваливаются и, представляя среди зеленого леса белые и желтые пятна, разнообразят физиономию пейзажа. Встречаются также обвалы на самых вершинах гор, и следы их заметны в виде длинных полос поломанных и вырванных обвалом деревьев. Такие полосы можно проследить в некоторых местах до самого моря. Курьезную форму представляют небольшие островки, принявшие от действия прибоя и размыва скал у поверхности воды вид пирамидальных грибов. Так как этот проход между архипелагом Мавара и материком Новой Гвинеи не был еще обозначен на картах, то я назвал его на моей карте проливом вел. кн. Елены в воспоминание любезного гостеприимства и нескольких приятных недель, проведенных мною в ее дворце в Ораниенбауме осенью 1870 г.