Путешествие вокруг света - [83]

Вообще здесь остались только двенадцать мужчин, но много женщин и детей. Вскоре после нашего отплытия с Аура прибыл вождь Лаболеа и приказал жителям отдать ему часть подаренного нами железа. Он прихватил с собой и трех коз, остававшихся после нашего первого приезда. Позже появился Ламари и потребовал остаток железа и другие подарки. Подождав некоторое время, пока готовили моган, он покинул остров, оставив немного фруктов, дабы поддержать жалкое существование жителей. Повелев выкопать несколько корней ямса, еще зеленевшего в нашем саду, Ламари взял их с собой, чтобы посадить на Ауре.

1 ноября 1817 года мы впервые сошли на берег. Горькое зрелище являл собой возделанный нами, теперь пустынный клочок земли. Не осталось и сорняков, даже звездчатки^{201}, которые свидетельствовали бы о наших благих намерениях. Мы не пали духом при виде того, что неизвестные обстоятельства свели на нет результаты наших первых усилий, и энергично взялись за работу. Сад был засажен еще гуще. Оставив немного саженцев и семян для Ормеда, тех, что было больше, мы раздали друзьям. Каду с лопатой в руках что-то втолковывал, учил, советовал. Мы ели и ночевали на берегу. У нас оставалось еще несколько арбузов; вместе с другими растениями, которые дал капитан, мы распределили их между радакцами, и они поступили с ними так, как сказал Каду. Вечером друзья спели нам много песен, в которых мы услышали наши имена и слова, свидетельствующие о том, что здесь помнят о нашем пребывании.

2-го на берег доставили собак и кошек; первые убежали в лес, а вторые — к людям и тотчас же набросились на крыс, сожрав нескольких; я был спокоен за них: их будущее обеспечено за счет докучливых, подлежащих уничтожению тварей.

Коз и свиней следовало бы увести подальше от наших посадок, переправив на другой остров, но радакцы не решались иметь дело с незнакомыми животными. Вмешался Каду и сделал все, как надо. С этого острова он отправился на Ормед, чтобы позаботиться о тамошнем саде, однако по пути встретил направлявшегося к нам Лаергаса и вместе с ним вернулся на «Рюрик». Старый, добрый друг привез нам плоды хлебного дерева и кокосовые орехи. Он посетовал на то, что мы не остановились у его острова. Вскоре обе шлюпки отправились на Ормед. Я также решил поехать с ними и сел в шлюпку старика. Каду сперва собирался на Отдиа, но последовал за нами. Вечером я посадил сахарный тростник (прежний пострадал от засухи) и приступил к садовым работам. Каду присоединился ко мне. День, проведенный на Ормеде среди этих очаровательных детей природы, в привычной для них обстановке, без принуждения и вмешательства посторонних,— самое яркое и светлое впечатление за все время моих странствий. Жители острова — трое мужчин, женщины и дети — собрались на берегу около уютного костра. Каду рассказывал о своих приключениях, вплетая в них занимательные, хитрые сказки; девушки пели веселые песни о нас, которые сами сочиняли. Старшие, сидя в стороне, отдыхали. Уже было далеко за полночь, а песни и разговоры не умолкали.

Я говорил выше о чистоте нравов и простоте отношений, о трогательной стыдливости и высокой морали островитян. Не об этом ли мечтали последователи Сен-Симона — о таких же омываемых морем садах? Они потерпели крах, пытаясь совершить невозможное, надеясь, что смогут заставить время двигаться по кругу, пока оно не достигнет той точки, у которой их мечты были бы уже осуществлены. Вот один из примеров, иллюстрирующих нравы радакцев. Вечером я сидел в кругу островитян рядом с юной девушкой и разглядывал изящную татуировку на ее руке; я видел узор темно-синего цвета и, казалось, мог ощутить его, прикоснувшись к слегка вздувшейся нежной коже. И, поддавшись искушению, я легко провел рукой по татуировке. Этого не следовало делать! Но как могла девушка выразить свое недовольство промашкой дорогого гостя, незнакомого с местными обычаями и слабо знающего язык? Как могла она пресечь его действия и защитить себя? Сначала я не понял, что же было непозволительного в моем поступке. Но как только песня, которую в это время пели, закончилась, девушка встала, под каким-то предлогом ушла и, вернувшись, села не на прежнее место, рядом со мной, а на другое — возле своих подруг. При этом она держалась так же весело и дружелюбно, как и прежде.

Утром мы посадили растения и посеяли семена, и нам очень старательно помогал Каду. На этот раз я встретил на Ормеде таро и ризофору (Rhizophora gymnorrhiza), причем отдельные экземпляры попадались даже на пустынном рифе Айлук [Крузенштерна]. До сих пор на островах группы Отдиа они мне не встречались. Как только работа была завершена, Каду крикнул: «На корабль!» Мы распрощались с друзьями и подмяли паруса.

О том, что последовало дальше, я рассказал в другом месте (см. «Наблюдения и замечания»: «Познание, какое имеем мы о первой провинции Великого океана», раздел «Радак»^{202}). К тому, что там написано, мне нечего добавить.

Друг мой Каду, ты выбрал лучшую долю; ты расстался с нами, любя нас, а мы заслужили твою любовь, ибо нашей целью было — и мы старались ее достичь — сделать побольше добрых дел для твоей родины. Ты решил и дальше поступать в том же добром духе. Да будет благословен твой труд и да хранит тебя в твоем благом деле тот, кто правит судьбами людей! Пусть он еще некоторое время удержит европейцев вдали от ваших бедных рифов, где для них нет ничего привлекательного. Они принесли бы вам лишь грязь, Оваи. А что бы стал делать ты в нашей старой Европе? Мы поиграли бы с тобой в глупую игру; мы показали бы тебе своих правителей и господ; они навешали бы на тебя медалей и других побрякушек, а потом забыли бы о тебе. Рядом с тобой не было бы любящего учителя, в котором ты, добрая душа, так нуждаешься. Нам не удалось бы остаться вместе, и ты затерялся бы в холодном мире. Ты не нашел бы себе подходящего места, и даже если бы в конце концов мы вернули тебя на родину, во что бы ты успел превратиться?