Путешествие вокруг света - [51]

Во время прогулки по плодородной долине за Хана-руру на берегу одного из водоемов, где выращивали таро, я нашел красивое растение, которое, казалось, раньше никогда не встречал, и сорвал для себя несколько экземпляров. За этим занятием меня застал местный житель, он стал ругать и срамить меня, и мне лишь с трудом удалось его успокоить. Об этом случае я рассказал Марини и показал ему растение. Местный житель был его арендатор, а растение оказалось рисом. После нескольких неудачных попыток в этом году рис впервые дал здесь зеленые побеги. Пусть посмеется надо мной любой ботаник, однако и у него, возможно, дело обстояло бы не лучше. Я не смог определить гербарный экземпляр Oryza sativa^{167}.

Лианы на Сандвичевых островах, в отличие от похожих на деревья гигантских лиан Бразилии, представлены корнеобразными и вьющимися видами бобовых. Здешние лианы сплетают свои сети над низкими зарослями, и однажды в горах, в стороне от тропинки я ступил ногой в сеть из лиан и, когда хотел пройти дальше, обнаружил, что повис, как в гамаке, над пропастью у скалистого обрыва.

29 ноября нас по приказу Тамеамеа впервые снабдили продовольствием, доставив в изобилии овощи и фрукты, какие только растут на этой земле, а свиней прислали столько, что мы не могли съесть и половины; остальных пришлось либо съесть потом, либо взять с собой живыми.

Капитан решил в этот день сделать план гавани Хана-руру и приказал Хромченко установить в различных пунктах шесты с сигнальными флагами. Местные жители взялись за оружие, предвкушая праздник битвы, ибо этот веселый народ охоч до оружия и у него давно уже не было подобной забавы. Хаул-Ханна, которого, к счастью, предупредили заранее, вмешался в дело, успокоил Каремоку, сам отправился на корабль, дабы известить капитана, и стал нашим добрым ангелом. Все, напоминавшее флаги, тотчас же исчезло, и война не состоялась.

30 ноября по приглашению капитана Каремоку и наиболее знатные вожди — Теимоту, брат королевы Кахуману, Хаул-Ханна и другие — прибыли к нам на обед. Каремоку держался дружелюбно и встретил капитана мирным приветствием. Многие гости были одеты в европейскую одежду, по самой новейшей моде и выглядели вполне прилично. За столом их поведение являло собой образец благопристойности и хороших манер. Мы же оказались невежами, ибо известно, что правила хорошего тона основаны на знании нравов и обычаев тех, кого собираешься принимать у себя. Однако свинья, чье мясо мы предложили нашим гостям, не была предварительно освящена в мараи и, значит, не годилась в пищу, как и все, что жарилось и варилось вместе с ней на огне. По сухарю и по стакану вина — вот то немногое, что наши гости могли себе позволить. Они вынуждены были ограничиться тем, что смотрели, как мы едим, не имея даже возможности беседовать с нами: таково было наше гостеприимство. При этом они держали себя лучше, чем, вероятно, держали бы мы себя на их месте, и претворяли свою добрую волю в дела. Каремоку выпил («Ароа!») за русского императора; последовало «Ароа!» за Тамеамеа, и мы стали добрыми друзьями.

Тем временем несколько прибывших на корабль женщин пили вино и опьянели, чего никогда не позволит себе порядочный житель Оваи. Надо сказать, на кораблях не столь строго соблюдают табу, как на суше, где женщинам под страхом смерти запрещено входить в помещение, в котором едят мужчины.

Написанный Хорисом очень похожий портрет Тамеамеа имел исключительный успех. Все с радостью узнавали его. Не забуду одну черту, весьма характерную для нравов народа Оваи. Художник нарисовал рядом с королем женщину из средней касты. Г-н Юнг, посмотревший рисунок первым, нашел такое соседство настолько сомнительным, что посоветовал нашему другу или разделить их, или никому не показывать. Поэтому, прежде чем показать портрет короля другим жителям Оваи, лист разрезали. Хорис сделал с этого весьма удачного портрета несколько копий. Когда мы на следующий год приехали в Манилу, портрет уже приобрели американские купцы и, размножив его в китайских художественных мастерских, открыли торговлю. Хорис привез с собой в Европу один экземпляр портрета, сделанный в Китае.

На заходе солнца 30 ноября начался праздник табу-пори, который должен был закончиться на третий день с восходом. Побуждаемый любопытством, желая присутствовать при самых священных мистериях культа Оваи, я обратился к Каримоку, который тут же пригласил меня; я был его гостем в его мараи в течение всего праздника. В 4 часа он покинул корабль, и до захода солнца я был у него.

Не буду здесь подробно рассказывать о молитвах и священных обрядах, уже описанных прежними путешественниками; скажу только: по сравнению с царящим там весельем веселье наших балов-маскарадов напоминает похоронную процессию. Религиозные церемонии занимают всего несколько часов. Как и при католическом богослужении, народ в нужное время присоединяется к пению ведущего службу пастыря. В промежутках все очень весело беседуют, вкусно едят, причем меня обслуживали персонально на европейский манер, дали мне печеное таро вместо обычной каши. Во время обеда, равно как и беседы, люди лежат в два ряда на устланном матами настиле, головами к разделяющему их центральному проходу, ведущему к двери. Еду накладывают на банановые листья, откуда ее руками отправляют в рот; вязкую кашу из таро, заменяющую хлеб, слизывают с пальцев. Воду для умывания подают до и после еды. Факелы, пропитанные маслом из плодов кукуи