Графиня вздохнула и бросила еще одно разрушительное обвинение:
– Он говорил с тобой о будущем?
Защищаясь, Сара мысленно ухватилась за тот факт, что Тарик собирался провести с нею целый год. Она еще успеет подумать о более далеком будущем и, возможно, возродит в Тарике способность любить. А сомнения ей не нужны. Они болезненны. Они все извращают.
– Сара, он обещал тебе хоть что-нибудь? – безжалостно продолжала мать.
Я никогда не даю обещаний, которые не собираюсь выполнять.
Сара нахмурилась. Еще не время для обещаний. Они стали любовниками всего десять дней назад. Она не будет об этом думать. Мнение ее матери не имеет никакого отношения к тому, что происходит между ней и Тариком. Она больше ничего не будет слушать.
– Итак, он не говорил ни о любви, ни о будущем, не давал никаких обещаний. Теперь ты прислушаешься к здравому смыслу?
– Нет. – Отвращение, возмущение забурлили в Саре. – К твоему здравому смыслу, мама, не прислушаюсь. Ты все разложила по полочкам. Ты полагала, что делаешь это ради моего блага. Прости, но я не ценю твою заботу. Мне пора. Спасибо и спокойной ночи.
Сара ловко обогнула мать и направилась к двери.
– Сара, я хочу тебе помочь.
Сара остановилась, положив ладонь на дверную ручку, отчаянно пытаясь подавить боль в сердце.
– Прости, мама. Пожалуйста, прости мне мои недостатки, и я желаю тебе счастливого Рождества. А сейчас я должна идти. Тарик ждет меня.
Сара вышла, но вся ее радость угасла, не осталось никаких предвкушений счастья. Ее мысли путались от нерешенных вопросов. Грудь так сжало, что было больно дышать. Ее душа кричала, что необходимо верить… верить… доверять. Тарик так сильно полагается на доверие. На абсолютное доверие.
И тут она увидела его. Ноги ее подкосились. Он стоял в конце величественного холла, разговаривая с дворецким.
Ждет ли их уже автомобиль? Ждет ли, чтобы снова принять в сладострастный маленький мир?
Сердце загрохотало в груди. Она не просто одна из его женщин. Нет!
Тарик обернулся и увидел ее, подошел к основанию лестницы, протянул ей руку. Сильный, решительный, бесконечно уверенный в себе.
Я всегда пытаюсь уравновешивать то, что даю, и то, что беру. Я горжусь тем, что играю честно.
Он принял от нее дар наслаждения и теперь хочет доставить наслаждение ей. Честная игра. По его правилам. Но что тогда означают подаренные им рубины?
Глаза Тарика притягивали ее взгляд как магнит, говорили ей, что она ослепительно красива, бесконечно желанна и никакой другой женщине не сравниться с ней. Он словно излучал желание быть с ней – только с ней, – и ее сердце сжалось.
Но любит ли он ее?
Будет ли любить ее всегда?
Проклятые сомнения подхватили ее, как налетевший смерч. Тарик протягивал руку, словно предлагал себя, – несомненно, искреннее приглашение к близости, которой она так жаждала, и, склоняясь перед неизбежностью, Сара вложила ладонь в его ладонь.
Что еще могла она сделать?
Она любит его.
Он – ее мир.
Тарик наслаждался счастьем, какого никогда не знал раньше.
Безоблачное рождественское утро… прозрачный холодный воздух… и впереди две блаженные недели в графстве Суррей. Ощущение полной власти над мощным «ягуаром» усиливало волнующее чувство свободы.
Следующие две недели он не будет думать ни о том, кто он, ни о роли, которая суждена ему по рождению. И конечно, его мать не станет напоминать ему об этом. Она сама предпочитала забывать о той, другой жизни, в которой была женой его отца.
Рождество будет чисто английским, как, впрочем, и пребывание в ее доме. Матери и в голову не придет вмешиваться в его отношения с Сарой, она будет вести себя с безупречным тактом.
Кроме того, его мать прекрасно умеет создать атмосферу уюта. Саре понравится Хершоу-Мэнор, гораздо более похожий на семейный дом, чем величественный и безличный Марчестер-холл. Тарик хотел, чтобы Сара чувствовала себя как дома. Этот праздник пробуждает родственные чувства, и Сара наверняка станет скучать по Джесси и близнецам, с которыми провела два последних Рождества в Австралии. Будет ли его общество достаточной компенсацией?
– О чем ты задумалась? – спросил Тарик, вдруг охваченный желанием проникнуть в ее мысли. Страсть обладать всем ее существом без остатка превратилась у него в одержимость. Сара стала для Тарика чем-то вроде сильного наркотика. Он жаждал все больше, больше и больше.
Поймав ее взгляд на себе, он почувствовал ее нежелание открыть свои мысли, и это только усилило его решимость. Он снял одну руку с руля и сжал ее пальцы, побуждая к доверию.
– Скажи мне.
Сара вздохнула.
– Я размышляла о том, что подумает о нас твоя мать.
Тарик тепло улыбнулся ей.
– Она подумает, что ты прелестна и что мне очень повезло с тобой.
Сара оставалась задумчивой, далекой.
– Тарик, ты возил в Хершоу-Мэнор других женщин?
Он нахмурился. Ему не понравился этот вопрос, не понравилось напряжение в ее голосе. Однако солгать ей он не смог.
– Да. – Он сжал ее руку. – Но не таких, как ты, Сара.
Она опустила взгляд на их соединенные руки и тихо спросила:
– Твоя мать поймет это? Или она решит, что я просто еще одна… мимолетная пассия… позарившаяся на твое богатство?
