Путешествие с двумя детьми - [8]

на раскаленные докрасна треугольники. Лихорадка усилилась, и мы напрасно старались влить меж его губ снадобья из склянок колдуна, она не ослабевала, тело все больше скрючивалось, ногти впивались в покрывало. Нужно было возвращаться. Путешествие вышло коротким. Тогда очаровательный ребенок нахмурился: мы не встретили ни одного корсара, мы не могли проползти по подземному пиратскому ходу до маяка, чей погасший луч заставляет корабли разбиваться, мы не могли вытаскивать золото потонувших кораблей нашей сетью для креветок. Мы не заметили ни одной сирены и ни одного дельфина, ни лапчатоногого человека, спасшегося с Атлантиды. Взрослый не мог сделать ни одной фотографии, и однообразие ветра мешало нам поднять фок, штормовые стеньги и крюйселя. Не было времени даже, чтобы просто открыть люк трюма.

Понедельник, 29 марта

Ужинал сегодня один с Б. (дети вдвоем ушли) и беседовал о поездке: вырисовывается главный пункт назначения, отели с плюшем и телевизорами. Мы приедем в Агадир с началом ночи, и окажется, что нет ни одного свободного номера. К счастью, нас будет ждать взятая напрокат машина, непредвиденные расходы покроет кредитная карта. Я признаюсь Б., что веду этот многообещающий дневник, и сразу же пугаюсь, заставляю его поклясться, что детям он ничего не скажет. Один из них спросил меня, позволю ли я им заниматься глупостями. Если учесть, что представляют собой купальни Агадира, вырисовывается что-то совсем нехорошее: детские шалости.

(Из кубка, напоминающего рог, девственный ребенок, позвякивая, высыпает игральные кости. Из рожка слонового бивня порочный ребенок заставляет течь по губам семя. Целомудренный ребенок хлещет юлу. Ребенок, лишенный девственности, покрывает лаком сухожилья быка. Чтобы защитить лицо малыша от старения, взрослый прикладывает к нему каждый вечер тампоны с крестильной водой, застаивающейся в сосуде).

Б. говорит, что нашел (это из тех вещей, которых я более всего опасаюсь) в моих книгах одну из записок, набросанных в спешке, на клочке бумаги, в автобусе или на улице, предназначавшуюся для моего дневника, и именно эта запись, говорит он мне, побудила его меня пригласить. Он должен напомнить мне о природе слов, ибо я совсем о ней позабыл: «такое впечатление, что ты все больше отдаляешься от людей, хотя целью любого творчества, наоборот, должно быть желание приблизиться к ним».

Вторник, 30 марта

Я в первый раз сочиняю фабулу, не описывая какое-то недавнее событие, новое чувство. И также в первый раз пишу вдали от Т., без его ведома, почти тайком, не отчитываясь ему, текст, который ему не посвящен. Я избегаю правил письма, которые установил он, так как в некоторой степени именно он определял мою речь, с помощью этих периодов отказа, ухода и последующего пленения, словно она - пламя, которое можно то притушить, то разжечь, по своему желанию. До сих пор я писал о его обманах, воспламенявших его, его постоянствах, ввергавших его в тревожные ожидания. Но, так как сегодня вечером я чувствую потребность впустить его в это самовольное письмо, все, что, вероятно, остается - это персонаж, бывший у самых истоков, позиция, прицел, чувство меры.

Четверг, 8 апреля

Из-под навеса убрали животных, убрали оленят, обезьян, колибри, опасаясь, как бы шерсть или перья не усилили нагноение. Лагерь был вновь возведен за несколько часов, мы защитили бредящего ребенка большим зонтом из прохладного шелка, поднявшийся ветер трепал хлопчатые крепления. Из деревни к нам отрядами приходили люди с подношениями, складывали идолов у наших ног, совещались, раскрывали кувшины с кровью дракона. Явились войска хоров, бальзамировщиков, играющих на тарелках музыкантов, трясунов, чокнутых, туберкулезников, крематоров, распутников, могильщиков, мужчин в юбках, альбиносов, возликовавших, плакальщиц и тех, кому нет названия. Колдун заставил их замолчать, он посмотрел на лежащего ребенка и поднял руки, указывая на эспланаду песка, замершую в небе, в котором кружились птицы, он проговорил: «Мы должны понять все эти знаки, которые окружают нас, давят на нас, ослепляют нас, выходя из песка, будто роющие землю животные, предвещая, паря вслед над нашими головами...», но целитель отстранил его, он приподнял винного цвета веко ребенка и развернул снова намокшую повязку, чтобы посмотреть рану, он сказал: «Все, что ему нужно, это арника, известковое молоко, банки, припарки, а ваши увещевания устарели». Колдун плюнул ему в лицо, в свою очередь проверил маленький желтоватый кратер на затылке ребенка, видимый, если поднять волосы, и сказал: «Его укусил мертвец, он был неосторожен и ради прохлады похоронил себя заживо, и тогда древний предок, злой дух, захотел сжать его в объятиях, пусть свяжут целителя и пусть музыканты и трясуны начнут играть, а хоры прольют всю слюну, пусть бальзамировщики перестанут дышать, а крематоры опустятся на колени, пусть чокнутые заскучают, альбиносы трут напильниками белесые пятна на своей коже, чтобы сделать из нее пудру, пусть могильщики остановят солнце, а туберкулезники вытащат слизняков из сердца, пусть распутники стащат с себя исподнее, а носящие юбки взбесятся, пусть безымянные найдут себе имя. Нужно, чтобы душа укусившего его мертвеца, которая не может найти выхода ни через письку, ни через горло, в котором мешает ей язычок, ни через слишком узкий зад, ни через слишком грязную рану, ни из сладковатых ушей, могла снова вздохнуть, дайте мне ваш ланцет, и пусть душа эта глотнет воздух через его пах. Но перед этим прочтем предзнаменования, а ты, милый ребенок, одолжи мне свою летающую мишень, и пустим ее в полет, чтобы она показала нам пути птиц, мы увидим, не заденет ли этот бумеранг крыло одной из них или же спугнет стаю». Но било исчезло в небе и не вернулась. «Тогда, -проговорил колдун, мы разорвем медузу, размажем ее чернила по мрамору, добавим чертополоха и тошнотворную валериану и вотрем все это в рану». Но как только пальцы колдуна дотронулись до бледного ребенка, тот потерял сознание. «Тогда, - сказал колдун, поворачиваясь к очаровательному ребенку, - только ты можешь его спасти, ибо все предвестия плохи, а вы, могильщики, бегите прочь, и пусть отрубят руки игрокам в тарелки и ноги трясунам, и выпустят из клетки великого хитреца, и пусть обовьют им голое тело обожаемого дитя, ты должен танцевать, ты должен его побороть, ты должен подарить свой страх твоему другу, лишь эта лепта может его спасти».