Путешествие по стране Руставели - [12]

Мы пересекаем Мтквари и останавливаемся на обочине у "памятника Арсену", как говорит Зураб. Я читаю даты жизни "1802–1843" и смотрю вопросительно на нашего водителя.

— Это памятник моему тезке, — улыбается Арсен, — народному герою Арсену Одзелашвили!

Арсен Одзелашвили был крепостным крестьянином. Он не пожелал терпеть издевательства своего хозяина и ушел в горы. В течение многих лет он держал в страхе помещиков и купцов. То, что отнимал у богатых, он отдавал бедным. Он не знал пощады к помещикам, которые мучили крестьян, и к купцам, которые их обманывали и эксплуатировали. Это снискало Арсену любовь простого народа. Длительное время царские власти безуспешно пытались схватить народного мстителя. В 1837 году его наконец арестовали, но ему удалось бежать. Он пал от рук наемных убийц в 1843 году. Грузинский народ хранит память о своем герое в "Песне об Арсене" и сегодня, воспевая его смелые подвиги, его мужество и — что для грузинского народа является, наверное, особенно характерным — великодушие.

Слышал ли в свое время Лермонтов об этом народном мстителе? Я считаю это вероятным. Ведь Лермонтов был не только почитателем грузинской природы, но и другом грузинского народа, он поддерживал связи с прогрессивными мыслителями Грузии, и прежде всего с теми, кто окружал известного грузинского поэта Александра Чав-чавадзе.

Пробиваясь сквозь туман, нависающий над крышами большей частью одноэтажных домов, над кронами лип и черных тополей Мцхеты, на нас бесшумно надвигается высокая, большая тень. Это тень многострадального гиганта, устоявшего подо всеми ураганами истории — под натиском турок, персов и монголов, это тень гиганта, построенного почти тысячу лет назад, тень собора Светицховели.

Мы проходим через ворота в мощной крепостной стене с бойницами; высота стен — пять, а толщина — полтора метра; посередине огромного двора горделиво возвышается величественное здание Светицховели — кафедральный собор патриарха грузинской церкви.

Я останавливаюсь возле ворот и пропускаю вперед молодых людей, только что подъехавших сюда на автобусах. Зураб молча стоит сзади. Он, без сомнения, не хочет мешать моему внутреннему диалогу с произведением древнегрузинского искусства. Этот его шаг сближает нас еще больше. Да и я тоже убежден в том, что настоящее искусство не требует какого-либо пояснения со стороны…

Мы медленно идем вокруг собора. Многочисленные орнаменты, барельефы и надписи украшают фасад. Зураб обращает мое внимание на то, что основание этого здания имеет форму креста, который вписан в длинный прямоугольник.

Вслед за молодыми девушками и ребятами мы тоже заходим в "дом божий", и я поднимаю голову вверх. Строение завершается на 50-метровой высоте сводчатым куполом. Несмотря на пасмурную погоду, на казавшиеся с улицы маленькими окна, здесь светло.

Вдруг мне кажется, будто я слышу пение. Или это лишь мое воображение? Бросаю взгляд в сторону алтаря. Он украшен изображениями Христа и различными орнаментами. Хочу рассмотреть его поближе, но красного цвета шнурок преграждает дорогу. Поверх голов молодых людей, толпящихся возле шнурка, я рассматриваю происходящее впереди.

Полдюжины старцев стоят перед тремя ступеньками, ведущими к алтарю. Они взирают на попа, который (значит, я не ошибся) поет. В сияющем золотом облачении он стоит тремя ступеньками выше. Никакого величия. Но его голос…

Украдкой я рассматриваю лица молодых мужчин и девушек, стоящих рядом со мной. Снаружи, на улице, они суетились, как и фанатичные болельщики на стадионе в Тбилиси, во дворе собора они вполголоса лишь перебрасывались шутками и смеялись, а в соборе они ведут себя уже совсем тихо. Даже когда поп перестает петь. С чувством такта они наблюдают за его дальнейшими действиями…

Множество различных строений, орудий труда, украшений и предметов быта открыто здесь под слоем многовековой пыли, и все они относятся к различным эпохам. Некоторые возникли, например, после разрушения Мцхеты легионерами римского полководца Помпея. Действительно потрясающе! И не только для меня. Но и для молодых черноволосых грузин, которые вместе со мной бегают от одного памятника к другому, от одного места раскопок к другому и внимательно слушают объяснения, которые "им дает гид. Какое несчастье, что я не понимаю по-грузински, и Зурабу все это приходится переводить на русский!

… Прежде чем отправиться на Военно-Грузинскую дорогу, Зураб преподносит мне еще один сюрприз. Он ведет меня вокруг крепостной стены и подводит к большому саду, террасами поднимающемуся вверх. Как только мы проходим узкую калитку, нас обволакивает волна пьянящего запаха. Повсюду — насколько хватает глаз — цветы! Одни прекраснее других, и — что сдерживает меня от "профессиональных" вопросов — почти все они для меня незнакомые. Едва ли с полдюжины из них я смог бы назвать правильно.

— Прекрасно! — восклицаю я. — Чьи же волшебные руки создали это великолепие?

— С этим волшебником вам надо познакомиться! — говорит Зураб.

Мы заходим в полностью заросший зеленью дом, и мой взгляд сразу же падает на него — на волшебника. Он, с отливающими серебром волосами, сидит в кругу семьи, своих помощников, и его натруженные руки — в то время как он посматривает на вошедших — продолжают работать, они плетут сотую, тысячную корзинку за свою 90-летнюю жизнь. Это Михаил Мамулашвили.