Путешествие по солнцу - [2]

Наконец я благополучно спустился, и прямо в средину народного собрания; я после узнал что в это время ученые взвешивали на огромных весах целые глыбы солнечных лучей, и определяли их удельный вес.

Я встал на ноги, отряхнулся и начал оглядываться во все стороны; вижу: народ исполинского роста; кожа их светилась, точно фосфором намазанная; находившийся тут для порядка в ученых занятиях Ректор послал своего помощника посмотреть, что такое спустилось: этот как сам учёный — так уж случилось — догадался по моей фигуре, что я должен быть человек, но как я мог тут очутиться, в таком против него малом размере, и с несветящеюся кожею, этого он по своей неопытности еще не понимал; он взял меня, посадил на свою ладонь, и спросил кто я, откуда пришёл и за чем?

Там все говорят на всех языках; поэтому он легко понял, что я человек прилетел к ним с земли верхом на солнечном луче; за чем? я и сам не мог объяснить, а сказал только, что меня привёл к ним совершенно нечаянный случай, и вероятно первый такого рода с тех пор как существует наша земля; вот почему я и не мог иметь, ни паспорта, ни открытого листа.

Он выслушал меня с удивленьем и отнёс к Брршкизу (военный начальник города) на ладони, точно как у нас носят на пальце попугая, Брршкиз был человек пожилой, благородной наружности, на вид такой ласковый, приветливый. Он взял меня с руки Шиликила, посадил на свою, и начал расспрашивать весьма подробно; но видя, что мои рассказы на счет земли будут продолжительны, он оставил учёных возиться с лучами, отнес меня к себе домой, где и представил своему семейству, состоявшему из жены и четырех дочерей.

Они очень обрадовались живой кукле; так они меня называли; и тут я должен был им рассказывать все, что знал на счет нашей планеты; а чтоб удобнее было всем видеть и слышать, посадили меня на кукольный стулик, который поставили на маленьком подносе по средине круглого стола, вокруг которого все уселись: вы догадаетесь, что на тамошнем подносе уставится порядочная Китайская беседка наших парков.

Они очень удивлялись моему рассказу; особенно не могли понять того, что люди друг друга убивают за клочок земли; не редко даже за пустое слово! и ещё хвастаются тем что убивают себе подобных; над переменами мод они чрезвычайно хохотали, уверяя меня, что у них люди гораздо умнее, и что с незапамятных времён все жители солнца носят платья одинакового покроя, сообразного с их климатом.

Всего нельзя было рассказать и один раз; меня отнесли к обеденному столу, и старшая дочь хозяйки, Милили, посадила меня пред собою на стол на маленьком подносе; передо мною поставили кукольный столик и подали мне кушание на кукольных же тарелочках.

Мясного там не едят, потому что у них считается непозволительным лишить жизни, кого бы то ни было; да притом они полагают что мясное вредно здоровью; пищу их составляют плоды, овощи, хлебенное, и свежий мед: горячих и горячительных напитков у них никаких нет; а все пьют или чистую речную воду, вкусом весьма похожую на нашу зельтерскую; или особый напиток, который во множестве вытекает из бесчисленных родников, и вкусом походит на молоко с мёдом.

Я ел и пил с большим аппетитом, и все похваливал на пропалую; а добрые хозяева любовалась ловкостью, с которой я набивал себе желудок; равно и тому, что я обращался с ними без застенчивости, как будто я уже давно принадлежал к их семейству: когда кто из детей подзывал меня к себе, я тотчас бегал к нему по столу, целовал, и брал из руки лакомую подачку; или отворял рот, когда хотели меня кормить, как голубёнка в гнезде: меня очень полюбили, и крепко баловали во все время моего пребывания на солнце.

После обеда дети пошли гулять в сад и унесли меня с собою; там они играли со мною, как с куклою, и я позволил с собою делать, что они хотели, чтобы только лучше приобрести их благорасположение; в особенности я старался угождать старшей дочери Милили, как более способной, защищать меня в случае нужды; я внутренно смеялся тому, что со мною, считающимся на нашей земле видным молодцем на солнце девицы обходились как с куклою, без всякого зазрения; но делать было нечего; попавшись и общество великих людей, надобно было приноровиться к неизбежной роли, назначенной мне судьбой.

Различие между цветом моей кожи с кожею солнечных людей было разительное; у них вся кожа светится как Ивановский червячок; и это предохраняет их от неприятной иногда необходимости краснеть; а моя кожа была, как обыкновенно бывает на земле; как же скоро я выкупался в ручье, протекающем и их саду, то и моя кожа стала светиться, как у туземцев чему мои барышни очень обрадовались и мне уже не нужно было ни от чего краснеть: барышни не позволили мне самому одеться, чтобы не лишиться удовольствия, самим одевать свою куклу; и они надели на меня платье своей, куклы, туземного покроя.

Мое проворство и угодливость оказались и для них не без пользы; например, когда им хотелось достать лучшие плоды с дерев, которые слишком высоко висели, то подсаживали меня на дерево; я взлезал на веточку, и ножом своим срезывал плоды по их назначению; да и мало ли на что я мог быть для них полезным по малому моему против них росту; и я никогда не отказывал им в моих услугах.