Путешествие по России голландца Стрюйса - [5]

, а оттуда прибыли в Вли, Vli [25], где ждали попутного ветра. Чрез 8 дней он подул по желанному направлению, и мы с 15 другими лицами отправились в путь. Лишь только стали выходить из гавани, как подул противный ветер, заставивший нас лавировать. В довершение бедствий, в то время, когда мы меньше всего ждали опасности, корабль из Шеллинга, Schelling, наскочил на нас с такою силою, что мы едва не утонули; но к счастью дело окончилось благополучнее, так как у нас оказался разорванным главный парус, тогда как другое судно, вследствие столкновения, потеряло рею и бугсприт. Тем не менее, полагая, что повреждения должны быть значительнее, оба судна зашли в гавань Шеллинга, чтобы лучше осмотреться.

21-го мы в состоянии были продолжать наше путешествие, которому благоприятствовал ветер до самой Риги; только при выходе из Зунда дул такой сильный ветер, что изорвал наш главный парус, который скоро починили.

1-го Октября мы подошли к Больдераа, Boldera, речной гавани Риги, port de la riviere de Riga, где таможенные чиновники, найдя, что некоторые товары не были объявлены, взяли их с корабля и увезли с собою, но скоро возвратили, так как командир судна предложил им подарки, удовлетворившие их. На другой день мы рассчитывали войти в город, но привели это в исполнение только по окончании штиля, продолжавшегося до 3-го Октября.

Далее следует описание Риги, в котором упоминается, что «зимой этот город ведет торговлю только сухим путем и с Московским государством, при чем товары доставлялись на санях и телегах». Упомянул автор также о том, что Ливония была нередко театром войны между Польшей, Швецией и Московией.

Мы направились к Пскову и остановились на ночлег в Ньюмейлене, Nieumeulen, где на следующий день переправились на другой берег реки, по понтонному мосту, нарочно построенному для переправы лошадей и повозок. С 11-го (Октября) представлялись постоянно некоторые неудобства как от дурного пути, так и от того, что повозки были слишком нагружены; к тому же что-нибудь да требовало починки. На этом неудобном пути встречалось многое, достойное сожаления. Страна и население ее, по моему мнению, самые жалкие. Как мущины, так и женщины набрасывают на себя лишь плохое покрывало и то небрежно, в особенности женщины, которых нагота едва скрывается, но сия последняя возбуждает одно только отвращение. Прическа соответствует этому наряду: волосы у них подстрижены в кружок на два пальца ниже ушей, а сверху надета тряпка. Цвет лица трудно определить, так как для этого нужно было бы обмывать их щелоком в течение восьми дней. Вместо дворцов эти прекрасные нимфы живут в дрянных хижинах, при взгляде на которые содрогаешься, а внутренность их возбуждает отвращение и жалость.

Их домашняя утварь состоит только из котла и двух глиняных горшков, которых никогда не моют; спят они на земле, питаются хлебом, спеченным с отрубями, огурцами и кислой капустой. Причиною крайней нищеты этих несчастных людей — их господа, которые обращаются с ними хуже, нежели Турки с своими рабами. Они оправдывают такую жестокость мнением, что с мужиками надобно обращаться, как с животными; иначе ничего от них не добьешься. Как бы то ни было, мне кажется, что следовало бы несколько отличать их от животных по многим причинам, о которых говорить здесь неуместно; но корыстолюбие и сила, управляющие всем, возбуждают другие чувства, которые трудно подавить. Эта тяжелая, дикая жизнь влечет за собой такое глубокое невежество, что только по внешности и способности говорить можно признавать их за людей. Таким образом неудивительно, что они не имеют понятия о Боге. Слабое и грубое представление их о существе, враждебном Ему, вводит их в заблуждение, простительное для них, так как господа их не желают, чтоб они были менее невежественны и более просвещены. Они слышали, что дьявол владеет богатствами и употребляют все средства, чтобы заговорить с ним, потому что как они ни глупы, но все-таки понимают, что есть люди счастливее их и что богатство доставляет счастье, почему и стараются завести сношения с тем, кого считают обладателем оного. Они стремятся выйти из своей нищеты; это-то и наводит меня на мысль, что они способны понимать хорошее; но им отказывают в нем, опасаясь, чтобы они не поняли вреда, который причиняется им. Обращаясь к их религиозным верованиям, можно сказать, что они лишены их совершенно; обряды же, которые они совершают по привычке в известное время года, есть нечто столь нелепое, что не стоит о нем и говорить.

Далее автор описывает «нелепые и жалкие их суеверия». Вообще весьма мрачными красками рисует Голландец Ливонию, подчиненную Шведам, неоднократно отзывается о ней, как о «самом печальном месте» и видимо желает отличить жалкое положение Латышей и Финнов, которых поработили Немцы, от лучшей участи Русских. После двухдневного трудного перехода чрез лес, Стрюйс с товарищами достиг городишка Вольмара (Uvomer ou Uvomar). Потом в течение целого дня опять шел чрез лес.

Глава вторая

Продолжение того же пути от Печор (Pitsiora), первого села в Московском государстве.

19-го Октября мы проехали так мало, что ночь застала нас в лесу, в котором нам и пришлось провести ее. Здесь мы поголодали, но за то не щадили дров. В противном случае, я полагаю, комары заели бы нас. Вследствие усталости предыдущего дня и беспокойств о будущем, спали мы так чутко, что проснулись до зари. Такое рвение было причиной того, что мы очень рано прибыли в Печоры