Путешествие по арабским странам - [52]

А кто, стоя перед предполагаемой купальней Клеопатры, не вспомнит рассказ о первой ее встрече с Антонием? Он написал ей несколько писем, друзья его коже писали ей, но она не показывалась. Наконец она села в лодку с парусами из пурпура и с золотым ложем. Серебряные весла двигались в такт звукам флейт, скрипок и других музыкальных инструментов. Она везла драгоценные подарки, сокровища, подобавшие такому высокому дому и богатому королевству, как Египет. Но больше всего она верила в самое себя, в свое очарование, в обаяние своей совершенной красоты и грации. Она возлежала под балдахином из золотой парчи в костюме Венеры. Красивые мальчики, изображавшие купидонов, с двух сторон обвевали ее веерами. У руля и у снастей стояли женщины, одетые нимфами и грациями. Тончайший запах прекрасных благовоний распространялся вокруг лодки и достигал берега, на котором собрались толпы народа. Некоторые следовали за лодкой вдоль берега, другие бежали ей навстречу, и в конце концов Антоний остался один на своем троне среди базарной площади, где он обычно принимал посетителей. Пронесся слух, будто прибыла богиня красоты Венера, дабы на благо всей Азии затеять игру с Бахусом, богом вина. Когда лодка причалила к берегу, Антоний послал Клеопатре приглашение отужинать с ним, но Клеопатра приказала ответить, чтобы он сам пожаловал к ней на ужин. Он пришел. Так началась одна из самых прекрасных трагических и великих романтических историй, какие знают человечество и литература.

Кто, наконец, спустившись в катакомбы этого города, не вспомнит о могильном склепе Клеопатры у моря, где она заперлась, когда Цезарь Октавиан победил Антония?! Кто не вспомнит предание о том, как она и две ее приближенные цепями втянули смертельно раненого, окровавленного Антония в склеп, где он, умирая, пил вино? Кто не вспомнит о самой Клеопатре? После смерти Антония она искупалась, облачилась в царские одежды, надела диадему и роскошно пообедала. Затем она опустила руку в корзину с инжиром, где скрывалась ядовитая змея. Так вслед за Антонием умерла и Клеопатра.

Прессовщики хлопка недовольны

С плоской крыши шестиэтажного здания открывалась широкая перспектива города и Александрийской бухты, так называемой Западной, или внутренней, гавани. Минареты мечетей поднимались над силуэтами домов. На широкой синей глади залива грузовые и пассажирские суда выглядели белыми крапинками. Там и сям возвышались подъемные краны. К мысу причалил танкер. Несколько небольших каменных домиков, окруженных зеленью, напоминали о какой-то далекой идиллии и казались совершенно не к месту.

— Это, — показал на них египтянин, — бывший королевский дворец Рас-ат-тин, что в переводе означает «Инжирная голова», там прежде находилась плантация инжира. В гареме дворца Фарук подписал отречение от престола. Видите там, у набережной, большую белую яхту?

— Да.

— Это «Махрусса», прежде она принадлежала Фаруку. От дворца к ней вела лестница, кончавшаяся у самого причала. На этой яхте он отплыл в Италию.

— И яхта вернулась? — недоверчиво спросил Петео.

— Это вас удивляет?

— Я слышал, будто ему оставили сорок два миллиона фунтов.

— Так говорят, но не знаю, правда ли это. Во всяком случае, правительство намерено было продать яхту, но она стоит здесь с середины пятьдесят второго года, а покупателя не находится.

— Почему?

— Не знаю. Может быть, из-за суеверий — боятся дурного глаза, а может, она просто слишком дорого стоит. Ведь даже номера на дверях кают золотые. — Египтянин кивнул. — Король был великий мот.

— Быть может, он пытался подражать древним владыкам, — .предположил Петер.

— Ничтожный человек, — заключил египтянин и сделал по крыше несколько шагов. — Посмотрите вниз, по двор, отсюда все прекрасно видно. Грузовики подвозят кипы хлопка, их взвешивают…

— Какие странные весы!

— Это пирамидальные весы.

На трех металлических стержнях, соединенных под острым углом в форме пирамиды, лежало широкое коромысло. К одному его концу был прикреплен крюк, на который подвешивалась кипа хлопка, к другому — разновесы. Очищенный от семян хлопок, предназначенный на экспорт, после взвешивания при помощи системы южных блоков переправляли в цехи, где триста мужчин и женщин подготавливали, смешивали и паковали хлопковые кипы. Рабочий день продолжался восемь часов, дневной заработок мужчин составлял двадцать четыре пиастра, или около пяти марок, женщин — шестнадцать пиастров, или немного больше трех марок.

Фарук получил сорок восемь миллионов марок.

Только что начался перерыв на завтрак. На штабелях кип сидели и лежали женщины в черных и девушки в пестрых платьях, чуть в стороне — мужчины в светлых галабиях. Они смотрели на иностранца с любопытством, хотя и без особого интереса. Но стоило ему навести на них фотоаппарат, как рабочих точно подменили. Они повскакали со своих мест, оттесняя друг друга, старались придвинуться поближе, жестикулировали и громко разговаривали. Одна из девушек подбежала и пытливо заглянула в объектив фотоаппарата. Петер в первый раз увидел египетских девушек и женщин, которые не боялись объектива, как дурного глаза, а без всякого смущения и стыдливости расположились перед аппаратом и даже слезли с кип, чтобы попасть на снимке в первый ряд. К великому сожалению Петера, женщин оттеснили мужчины. Но все смеялись и радовались, словно дети, довольные тем, что иностранец, которого сопровождал сам директор, не обошел их своим вниманием. Когда Петер в знак благодарности произнес арабское слово «муташаккирин»