Путешествие писателя. Мифологические структуры в литературе и кино - [44]
Когда вы решаетесь на большое приключение, обыденный мир каким-то образом узнает об этом и пытается вас остановить. Он поет вам самые сладкие песни, как сирены, стремящиеся заманить корабль Одиссея на скалы. Вы полны решимости, но что-то постоянно норовит отвлечь вас от выбранной цели. Берите пример с гомеровского героя, который приказал своим спутникам заткнуть уши воском, чтобы они не слышали чарующих звуков.
Себя же он приказал привязать к мачте, чтобы продолжать слышать и при этом не иметь возможности привести судно к гибели. Многие художники путешествуют по морю жизни так же, как Одиссей: всеми чувствами они жадно внимают голосам окружающего мира, но добровольные оковы выбранного ремесла ограничивают их свободу. Они отвергают зов мира, чтобы внять зову творчества.
В то время как многие герои демонстрируют на этом этапе страх, нерешимость или неприятие, другие не колеблются и не испытывают страха. Это решительные герои, они охотно отправляются навстречу неизвестности и даже сами ищут приключений. Пропп называет их «искателями» и противопоставляет «жертвам». Как бы то ни было, на этапе отвержения зова опасения и сомнения встречаются и в историях о решительных героях. Другие персонажи, напуганные угрожающими герою опасностями, нередко предупреждают его, а заодно и нас, о предстоящих испытаниях.
Такой герой, например, главный персонаж фильма «Танцующий с волками» (Dances with Wolves, 1990), может не бояться собственной смерти. Он открыто бросил ей вызов, принявшись галопировать под огнем повстанческих винтовок, и чудом спасся. Он смело шагает навстречу опасностям Дикого Запада, не пытаясь ни от чего уклониться. Но судьба тех, кто противится зову к странствиям, показывает зрителям, насколько прерии опасны и жестоки. Один из таких персонажей — умалишенный офицер, олицетворяющий участь, которая могла бы постичь и Данбара. Жизнь приграничного форта так непонятна и так трудна, что немудрено лишиться рассудка. Не желая мириться с суровой реальностью, командир главного героя сначала уходит в мир фантазий, а затем отвергает зов, совершая самоубийство.
Энергию отвержения зова несет в себе и образ возницы, сопровождающего Данбара в заброшенную крепость, уговаривая его отказаться от своих намерений и вернуться в цивилизованный мир. Когда возницу жестоко убивают индейцы, которых он так боялся, мы понимаем, что и главный герой не застрахован от подобного исхода. Хоть сам Данбар не противится зову, судьбы других персонажей демонстрируют нам опасности приключений.
Героям, преодолевшим свои опасения и решившимся покинуть привычную обстановку, предстоит повстречаться с могучими фигурами, которые вселяют в души странников новые страхи и сомнения. Это привратники, чья роль заключается в том, чтобы испытывать входящих и преграждать путь недостойным, прежде чем приключения начнутся.
Вняв зову к странствиям, Джоан Уайлдер из «Романа с камнем» спешит на помощь своей сестре. Тем не менее и страх, и отвержение зова искусно вплетены в сюжет в сцене разговора главной героини с издательницей, которая надевает устрашающую маску привратника. Жесткая циничная женщина намеренно преувеличивает опасности путешествия в надежде уговорить Джоан остаться дома. Уподобляясь ведьме, произносящей проклятье, она объявляет подругу-писательницу непригодной для роли героини. Джоан почти соглашается с ней, но теперь она еще решительнее настроена вызволить сестру из беды. Несмотря на то что Джоан отправляется в путешествие не колеблясь, мы, зрители, понимаем, с какими сомнениями, страхами и рисками может быть сопряжено подобное предприятие.
Образ издательницы представляет собой яркий пример того, как один персонаж может примерять на себя маски разных архетипов. Первоначально эта дама появляется перед нами как наставник и подруга главной героини, союзница в профессиональных вопросах и в отношениях с мужчинами. Но вдруг наставник превращается в свирепого привратника, который изрыгает угрозы, стараясь остановить путника. Издательница ведет себя по отношению к Джоан как не в меру заботливая мать, не позволяющая ребенку учиться на собственных ошибках. В этот момент ее функция заключается в том, чтобы испытать решимость главной героини.
Сама же героиня выполняет другую важную задачу — формулирует для зрителей основной вопрос фильма: сможет ли она, Джоан, стать настоящей искательницей и пройти все уготованные ей испытания? С точки зрения напряженности сюжета гораздо эффективнее показать сомнения героя в собственных силах, чем уверенность в том, что он так или иначе выйдет сухим из воды. История сильнее увлечет зрителей, если они будут следить за происходящим с ощущением неопределенности. Момент отвержения зова обычно помогает поддержать зрителя в таком подвешенном состоянии.
Ситуация, когда персонаж меняет маску наставника на маску привратника, нередка. Иногда наставники вдохновляют героя на странствия, а иногда, наоборот, преграждают ему дорогу, предостерегая его от чего-то, что общество может не одобрить, — чего-то неразумного, опасного либо противозаконного. В таких случаях наставник-привратник выступает выразителем воли социума или культуры, призывая подопечного соблюдать границы дозволенного. В фильме «Полицейский из Беверли-Хиллз» детройтский начальник Акселя Фоули встает на его пути, запретив участвовать в расследовании дела, но герой Мёрфи, разумеется, тут же нарушает этот запрет.
Книга Михаэля фон Альбрехта появилась из академических лекций и курсов для преподавателей. Тексты, которым она посвящена, относятся к четырем столетиям — от превращения Рима в мировую державу в борьбе с Карфагеном до позднего расцвета под властью Антонинов. Пространственные рамки не менее широки — не столько даже столица, сколько Италия, Галлия, Испания, Африка. Многообразны и жанры: от дидактики через ораторскую прозу и историографию, через записки, философский диалог — к художественному письму и роману.
«Наука, несмотря на свою молодость, уже изменила наш мир: она спасла более миллиарда человек от голода и смертельных болезней, освободила миллионы от оков неведения и предрассудков и способствовала демократической революции, которая принесла политические свободы трети человечества. И это только начало. Научный подход к пониманию природы и нашего места в ней — этот обманчиво простой процесс системной проверки своих гипотез экспериментами — открыл нам бесконечные горизонты для исследований. Нет предела знаниям и могуществу, которого мы, к счастью или несчастью, можем достичь. И все же мало кто понимает науку, а многие боятся ее невероятной силы.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».