Путешествие на тот свет, или Повесть о великом хаджже - [23]

Дорога из аэропорта соединилась с дорогой из морского порта Джидды, и движение на шоссе усилилось.

Я в жизни не видывал таких диковинных машин. Битком набитые грузовики от радиатора и до стоп-сигнала так декорированы восточными орнаментами и кусками раскрашенной жести, что похожи, бедняги, на тысячецветного цейлонского попугая.

Видимо, от обилия пассажиров и недостатка транспорта все машины нагружены сверх нормы раза в три-четыре. Даже на крышах кабин сидело по несколько человек, свешивая ноги на ветровое стекло.

Путь в благословенную Мекку проходит через каменистое плоскогорье, на котором встречаются невысокие холмы.

По обочинам дороги торчат большие щиты с рекламными объявлениями, по-арабски восхваляющими отменный вкус кока-колы, пепси-колы и других американских напитков. Через каждые несколько километров путь нам преграждал шлагбаум, и водитель захватив наши паспорта, врученные ему в аэропорту, спешил в полицейскую будку. Если полицейский был ему знаком, то наши документы регистрировались вне очереди и мы продолжали путь.

Вскоре возникал новый шлагбаум и наш автомобиль занимал очередь в длиннющем хвосте машин. Во время одной из вынужденных остановок я увидел людей в ихрамах, которые курили, сидя в машинах, или прохаживались по обочине шоссе. Почему же меня лишают последнего удовольствия? Значит, все дело в том, что наши благочестивые праведники хотят перещеголять всех в соблюдении канонов шариата?

Алланазар-кори, заметив, что я курю, направил на меня долгий и пристальный взгляд. От чувства братства и доброжелательности, которое должно воспитывать в каждом паломнике святое путешествие, во взгляде муллы не было и следа. Я показал ему на курящих иностранцев в ихрамах, и Алланазар вынужден был остаться ни с чем.

О боже, вот не ожидал, что в этом паломничестве ты окружишь меня столь мудрыми и строгими наставниками, добровольно взявшими на себя нелегкую задачу воспитания твоего покорного раба. Воистину беспредельна милость твоя!

Дернуло же меня дать согласие на эту поездку! На родине сейчас праздник Демонстрация уже закончилась. Погрузив знамена и транспаранты на машины, люди, весело, переговариваясь, расходятся по домам или идут в гости. Мои друзья после демонстрации обычно уезжают со своими семьями за город, выбирают какое-нибудь красивое местечко в Варзобском ущелье или на берегу Кафирнигана, расстилают там паласы и веселятся до позднего вечера. Искандар говорил, что в конце апреля поедет в Душанбе и праздник проведет вместе со своей семьей. Если так, то сейчас он непременно стоит с бокалом в руке: «Ребята, давайте выпьем за…» Поскольку меня там нет, плов, наверно, готовил какой-нибудь растяпа и мясо, конечно, подгорело…

В животе, как говорится, играет тамбур[52] В чемодане у меня сахар и сушки, но он с остальным багажом на крыше автомобиля. «Хлеб в сундуке, а ключ на небе».

Вдали показались минареты. Мы достигли порога благословенной Мекки, порога, у которого мириады мусульман веками мечтали приложить к своим глазам святую землю.

Но столь редкая честь выпадала на долю лишь немногих богатеев или же тех, кто ради достижения этой цели не имел себе равных по упорству. Увы, лицезреть дом божий, видимо, нелегкая штука.

Благословенная Мекка так забита автомобилями и паломниками, пешими и на ишаках, что кажется, будто какой-то великан собрал всех мусульман мира в подол и высыпал здесь, умышленно создав пробки на улицах. Никому не ведомо, где тут проезжая часть, а где тротуар для пешеходов.

Старики и молодые, мужчины и женщины, пешие и конные, пробивая себе путь грудью, плечами, руками и громкой бранью, стремятся к центру города, туда, где расположены святые места и гостиницы.

Наш автомобиль потерялся в этом шумном океане людей, словно песчинка. Местные полицейские в форме цвета земли, в подражание американским военным с пистолетами на животе, бессильно барахтались в бесконечном людском потоке.

Их свистки не слышал никто, кроме них самих. На перекрестках и площадях, где сходились три-четыре улицы, переполненные автомобили стояли, упершись радиаторами друг в друга, словно дерущиеся бычки, насмерть сцепившиеся рогами. За ними на несколько километров впритирку выстроились машины и, гудя изо всех сил, требовали себе дорогу.

Представьте только разноголосый хор сотен, тысяч автомашин всяких марок! И учтите к тому же, что большинство оборудовано воющими сиренами.

Мало им простого сигнала! Беспрерывные и душераздирающие вопли клаксонов оглушают и нагоняют ужас. Большой красный грузовик, на крыше которого лепились люди с корзинками и мешками, уткнувшись в зад нашего такси, беспрестанно гудел, выводя целый такт народной таджикской песни «О мой соловей, пой мой соловей!».

От шума и грохота содрогался даже воздух над матерью городов ислама.

Прости, господи, что в то время, как от шума и гвалта вокруг голова готова расколоться на части, мне еще становится смешно. Крики прохожих, вопли водителей, автомобильные гудки и рев ишаков, уличная пыль, дым от жаровен, установленных прямо на улице перед обжорками, запах пота и гниющих отбросов.

Жители Мекки, видимо, привычны к такому столпотворению и, кажется, испытывают от него наслаждение. Мало им сигналов автомобилей, даже свои велосипеды оборудовали автомобильными гудками.