Путешествие на "Щелье" - [20]

— Жаль, не успели проскочить, — говорю я. — Сейчас были бы уже в поселке.

Это слова. На самом деле не жаль. Никуда Варандей от нас не уйдет. Здесь лучше.

Засыпаю чай в маленький металлический чайник, на несколько минут ставлю на раскаленную печь. Чаинки набухают, разворачиваются. Заливаю кипятком, ставлю чайник на доску. Жду, пока настоится, потом выливаю чай в термос. Лью туда кипяток, снова завариваю чай в маленьком чайнике. Ставлю термос под койку, в гнездо между торцом чемодана и шпангоутом. Это наш «самовар» на четыре кружки.

Над «Щельей» вьется розовый дымок. Я еще не управился с первой кружкой, чай очень горячий, а Буто–рину наливаю третью. Он кладет в рот кусочек сахару, делает несколько глотков, и кружка пуста.

— Налить еще, Дмитрий Андреевич?

— Пока хватит… Я думаю, не махнуть ли нам дальше на «Щельянке»? Километра три — пустяк.

— На «Щельянке»? А «Щелью», значит, оставим на произвол судьбы?

— Ничего ей не сделается, постоит. Потом перегоним.

— Это будет здорово! Все «Щелья», «Щелья», и вдруг в поселке Варандей открывает навигацию «Щельяночка». Ну и флотилия!

Выносим лодку на лед, укладываем в нее винтовки, багор, две пачки галет, мясо морского зайца. Сначала тащим ее по льдинам, по заснеженным участкам берега, потом по песку–наискось через мыс к проливу. Останавливаемся на минуту у ржавого кунгаса, выброшенного когда–то штормом на берег. Чуть подальше видны останки другого судна — из песка торчат одни трубы. Кладбище кораблей.

Встретили озеро, обходить далеко, переправились на «Щельянке».

Пыжик опередил нас и обнаружил в снегу еще одно «кладбище» — несколько замороженных тюленей без шкур. Буторин удивился–пропадает отличный корм для собак.

— Наверно, хозяин еще приедет, заберет. Пыжик проводил нас до пролива, но в «Щельянку»

сесть отказался, демонстративно отошел в сторону. Мы звали его, он делал вид, что не слышит.

Выдергиваем «Щелью» на припай, поднимаем на песчаный обрыв. Варандейские собаки встречают нас дружным лаем.

2

Варандей — отделение крупного ненецкого колхоза «Харп» («Северное сияние»). Взрослых в поселке — сто человек, примерно столько же детей. Жители занимаются песцовым и зверобойным промыслом, оленеводством, ловят омуля и навагу. У них два стада оленей — шесть тысяч голов.

Бригадир в отъезде. Его жена посоветовала нам поселиться в учительском доме–там просторно, учителя разъехались на каникулы.

В доме жили два Николая: директор школы–интерната Филиппов, парень лет двадцати, и завхоз Валей, коренастый ненец лет тридцати пяти с добродушным широким лицом. Как вскоре выяснилось, оба — заядлые рыбаки и охотники.

Мы устроились в небольшой комнате со всеми удобствами: две койки, стол, стулья, печь с плитой. И бухта рядом.

Из «Литературной газеты» пришла телеграмма. Владимир Ишимов и Константин Барыкин сообщали, что мой репортаж будет напечатан пятого июля, деньги на телеграфные расходы и гонорар вышлют в Амдерму, желали нам счастливого плавания. До конца путешествия в населенных пунктах на нашем пути мы получали сердечные телеграммы от далеких друзей.

Я получил 200 рублей из Литфонда, тридцать из «Правды Севера» (гонорар за десять информации) и решил вызвать на «Щелью» своего сына, который жил

в это время в Рязани. Ему пятнадцать лет, он вместе с нами давно мечтал о путешествии в Мангазею, мы с самого начала собирались взять его с собой. О нашем замысле узнала и дочь (ей было шесть лет), сразу в слезы: «Володю берете, а меня нет, я тоже хочу в Мангазею!». С трудом ее отговорили, она смирилась, но, как потом выяснилось, не совсем.

Сыну я предложил присоединиться к нам в Амдеме, отправил деньги на дорогу. Когда ему вылетать, решим позднее. От него пришла ответная телеграмма. «Буду в Амдерме, жду дальнейших указании».

Вечером Буторин приготовил изысканное блюдо тушенные с картошкой почки, сердце и печень морского зайца.

Пригласили хозяев, они добавили к столу целую кастрюлю вареного гусиного мяса.

Мне понравилась душистая, нежная печень. На другой день мы решили навестить «Щелью», с нами на своей лодке отправились оба Николая, им не терпелось посмотреть на судно, идущее впереди ледоколов по Северному морскому пути. Завывал северозападный ветер, сгоняя к побережью льды со всего Баренцева моря. Была большая волна, встречный ветер, но греб Буторин, и «Щельянка» одним духом перемахнула через пролив, наши спутники намного отстали.

Шагая по острову, мы увидели вдали над торосами сначала флаг, мачту, потом Пыжика. Он сидел на носу и был похож на маленького сфинкса. «Щелья» спокойно «паслась на песочке», громадная стамуха, прикрывавшая ее, смерзлась с другими льдинами и стояла неколебимо. Мы выпили по кружке чая из «самовара», взяли кое–какие веши и отправились обратно. Пыжик опять проводил нас до пролива, демонстративно улегся на песчаном выступе хвостом к «Щельянке».

— Пыжик, у тебя явные признаки мании величия! Даже ухом не повел.

Мы занялись неводом: расположились в коридоре школы–интерната, сшили отдельные части, растянули во всю длину, прикрепили подборы. Осталось привязать поплавки и грузила.

Директор показал мне школьную библиотеку, но меня больше заинтересовала груда списанных книг. Я занялся «раскопками» (что за судно без библиотеки!), и какие находки: «Рассказы» Диковского, «Капитан Фракасс» Готье, «Вешние воды» Тургенева.