Путешествие на "Щелье" - [19]

— Ничего, сойдет. Всего раза три, может быть, придется залезть в воду…

Не три раза–юо дня в день, часами нам преходилось брести по ледяной воде, тащить «Щелью». У Буто–рнна были высокие кожаные сапоги, тоже ненадежные, и старые бахилы на меховой подошве. Чтобы сделать бахилы непромокаемыми, он покрыл их гудроном, рассчитывая, что они высохнут за два дня. Куда там» Бахилы сохли месяца полтора, но так, по–моему, и не высохли. Буторин ни разу не надел их.

Мы торопились–дул самый желанный, южный ве–тер. Взяли несколько буханок хлеба, ящик галет, запаслись горючим и отправились дальше. С полчаса шли на восток вдоль кромки припая, потом повернули на север. «Щелья» начала выписывать зигзаги между плавучими льдинами. Вдали на ледяном поле–стадо тюленей, сотни голов.

— Морской заяц, — сказал Буторин и взял в руки винтовку.

Выстрелить он не успел, заяц стремительно соскользнул с ледяной глыбы и плюхнулся в воду.

Полночь. Очередной поворот — прямо перед нами, метрах в тридцати, на краю льдины лежит морской заяц л смотрит на «Щелью». Она выплывает из редкого тумана, надвигается на него. Кинуться ей навстречу, нырнуть в воду он, видимо, не решается, соображает, что делать. Выключая двигатель, Буторин поднимает винтовку- Выстрел… Заяц роняет голову, «Щелья» по инерции тихо подходит к кромке. Выносим якорь на льдину, я фотографирую двухметровую серебржло–серую тушу. Примерно три центнера мяса и жира. Толстая, очень прочная шкура незаменима в полярном хозяйстве, го нее изготовляют лучшие подошвы для летней и зимней обуви, крепчайшие ремни. Буторин приготовился разделывать тушу, во в это время небо потемнело, льды задыми–лись. Резкий порыв ветра…

— Принеся компас, — сказал Буторин, с беспокойством осматриваясь. — Может быть, придется все бросить и бежать в Черную.

Я поставил компас на снег, подальше от якоря. Определили направление ветра — по–прежнему с юга.

— Ничего страшного, — успокоился Буторин и начал орудовать ножом. Пыжик бродит вокруг, принюхивается.

Буторин снял шкуру «кругами», то есть сделал пять круговых надрезов, затем, подсовывая нож под кольца, отделил их от туши, вывернул наизнанку. Уложили в котел почки, сердце, куски печени.

Но погода все–таки испортилась. Часа два кружим в тумане среди льдин. Ориентиров никаких. Над ледяным хаосом клубится серая мгла, трудно представить более безотрадную картину. Буторин часто берет в руки компас, смотрит на флаг. «Щелья» то и дело меняет направление. В стальных тросах, натянутых по обе стороны мачты, свистит ветер. В любую минуту мы можем оказаться в ледовом плену.

Буторин вывел «Щелью» на чистую воду, идем против ветра на юго–запад — к Черной. В тумане можем сесть на мель.

Прошел час. «Щелья» против ветра еле ползет. Буторин разворачивает ее на сто восемьдесят градусов, и дем обратно. Снова нас окружают льды, царапают «Щелью». Сижу на скамейке возле мачты. Видимости нет, бинокль бесполезен, но я время от времени подношу его к глазам: вдруг появится просвет и мелькнет контур маяка Песяков Западный. Мы видели его днем — тоненькую спичку над горизонтом. Смотрю на компас. Как «Щелья» ни крутится, но, в общем, Буторин ведет ее на север. По моим расчетам, мы уже прошли мимо мыса и направляемся к полюсу. Но Буторин знает что делает.

Льды становятся все реже, выходим на «живую» воду.

— Гляди, — говорит Буторин, указывая вправо. Метрах в тридцати, в клубах тумана, возвышается

пирамида из бревен и досок — маяк. «Щелья» идет на восток вдоль берега, мыс мы уже обогнули.

Ветер переменился сразу — подул с запада. Тумана как не бывало. Буторин поднял один парус, идем неширокой полосой воды, слева — сплошной лед.

— Ветер поворачивает на север, — говорит Буторин, передавая мне руль. — Поднимем второй парус. Держи предельно ко льдам.

«Щелья» мчится вдоль ледяного барьера, который медленно надвигается на берег. Полоса воды становится все уже.

— Не успеем, — озабоченно говорит Буторин, щуря усталые глаза. — На часок бы раньше…

Не успели. Напротив маяка Песяков Восточный, в трех километрах от поселка Варандей, сплошные льды остановили «Щелью». С помощью шестов и багра мы продвинулись еще на десяток метров. Все…

С трудом проталкиваемся к берегу, заводим «Щелью» за ледяную гору, выносим на берег два якоря. Полная вода. «Щелья» упирается носом в устье ручья. Прикрытая со стороны моря надежным ледяным бастионом, она в полной безопасности.

— Во время отлива обсохнет, — говорит Буторин, усаживаясь на скамью рядом с мачтой. — Пусть пасется на песочке.

Шесть утра. С ледяной глыбы свисают сосульки, с них прозрачными цепочками струится вода. Подставляю чайник, не спеша обламываю льдинки. Ненцы считают их целебными.

Говорят, что эти сосульки на тающих льдах полезны всем, больным и здоровым. Лучшей воды для чая на свете нет.

Пока греется чайник, наливаю в кружки крепкий, алый чай из термоса. Буторин колет сахар на мелкие куски, сладкий чай не признает («пью без всякого аппетита»). Достаю сухари, галеты.

На фоне золотистого неба, как на картинке, — поселок Варандей. В проливе видна полоска воды. Торосистые льды уходят за горизонт. Весна остановилась передохнуть, и мы тоже.