Путешествие мясника - [2]

Поставьте сковородку на сильный огонь, положите в нее сливочное масло и влейте оливковое. Как только сливочное масло перестанет пузыриться, добавьте ломтики печени. Жарьте до образования золотистой корочки (примерно 2 минуты), потом переверните. Не бойтесь недожарить печень. Будет гораздо хуже, если вы ее пережарите.

Если приготовить печень таким образом, не устаю повторять я своим недоверчиво усмехающимся друзьям, она получается… ну, не знаю… получается страстной. Это дико сексуальное блюдо, но при этом его никак нельзя назвать простым. Есть в нем привкус какой-то непоправимой потери, как будто что-то вырвали у кого-то ради вашего удовольствия.

* * *

Мы с Эриком поженились очень рано, но наш брак не был ни поспешным, ни опрометчивым. К тому моменту, когда я, словно принцесса, нарядилась в белую органзу и, повиснув на руке у отца, двинулась к алтарю, мы знали друг друга уже семь лет. Даже тогда мы видели друг друга насквозь, до самого донышка, как видишь рыб, проплывающих под толщей воды в чистом горном озере. Нас объединяли не секс и не амбиции, хотя и того и другого в нашем союзе имелось в избытке. Нет, главное, что у нас было, — это глубокое понимание друг друга. Тот беспокойный и мучительный внутренний голос, который преследует меня всю жизнь и который можно было бы приписать просто дурному характеру, непоседливости или склонности к неврастении, если бы я не знала точно, что он существует отдельно от меня и руководит моей жизнью, не по-доброму, но все-таки заботясь о моем благополучии, откуда-то извне, — так вот, Эрик в этот голос верил. Иногда он боялся его, но все-таки верил. В две тысячи втором году, когда мы жили в Бруклине и мне исполнилось двадцать девять, и я, как в болоте, барахталась в очередной скучной, плохо оплачиваемой и безнадежной работе, и наша любовь с Эриком казалась мне единственным утешением в этом мире, которому, похоже, не было до меня никакого дела, и я уже начинала подозревать, что никогда не буду счастливой, потому что не создана для этого, — тогда Эрик сумел понять и поверить, что, если внутренний голос говорит со мной, я должна его слушаться.

— А что, если я попробую приготовить все подряд блюда, рецепты которых есть в «Искусстве французской кухни»? За год, например?

— А что, попробуй.

— Сколько там всего рецептов? Пятьсот, кажется? Даже больше. Это невозможно, да? Нереально?

— Конечно, нереально. Но ты сможешь писать обо всем этом в блоге. По-моему, дело стоящее.

Эрик даже не удивился и ни в чем не усомнился. Он всегда лучше меня знал, на что я способна.

И я это сделала: отчаянно, дерзко и совсем неплохо. И была вознаграждена. Вдруг я стала успешной. Издательство заключило со мной договор, карьера пошла в гору! Я как рычаг использовала все скопившееся разочарование и отчаяние и сумела круто развернуть свою жизнь: из депрессивной секретарши превратилась в Писателя. Я стала, казалось мне тогда, именно такой, какой всегда мечтала быть, — уверенной, смелой и хорошо зарабатывающей. Меня поздравляли с этим превращением, и я охотно принимала поздравления, потому что была уверена в себе. Но в глубине души я всегда знала, что всем этим обязана Эрику. Он верил в меня больше, чем я сама, и он показал мне путь к новой жизни. И если бы тогда вы сказали мне, что настанет день, когда Эрик не захочет услышать мой тайный голос, и, мало того, я своими руками разрушу веру этого самого преданного на свете мужчины, я бы ни за что не поверила.

И тем не менее к тому моменту, когда, послушная своему внутреннему голосу, я оказалась здесь, в мясной лавке в двух часах езды от дома, я уже успела на горьком опыте убедиться, что совершила ошибку. Теперь-то я знаю, что даже идеально подходящие друг к другу куски мозаики могут сломаться, треснуть, рассыпаться.

* * *

Нарезав печень, я иду к маленькой раковине у задней стены, чтобы немного отмыться. Мою левую руку (я левша) украшает странный браслет из необработанной кожи: он обвивает запястье и тонкой полоской сбегает по тыльной стороне ладони к среднему пальцу, охватывая его петлей. На коже еще сохранилось несколько белесых волосков, хотя большая часть шерсти успела вытереться. Люди принимают его за какое-то лечебное средство от боли в запястье или растяжения, но на самом деле я ношу браслет как напоминание о том, что мне пришлось пережить за несколько последних лет. Весь мой рассказ будет рассказом о семейной жизни, мясе и одержимости. Я пытаюсь смыть с браслета кровь, но это бесполезно — она успела впитаться в кожу. Потом я беру белую фарфоровую тарелку, украшенную маленькими подсолнухами, как будто попавшую сюда с какой-то старомодной уютной кухни, кладу на дно впитывающую прокладку, поверх нее — специальную зеленую бумагу и красивым цветком раскладываю на ней ломти печени.

Вскоре после того, как закончился тот сумасшедший, изменивший мою жизнь год, я вдруг обнаружила, что все более или менее вернулось на круги своя, и это расстраивало и пугало меня. Нет, конечно, кое-что изменилось. Было бы глупо и неблагодарно с моей стороны не замечать появившихся денег, посыпавшихся на меня приглашений на работу, контракта с издательством, новых друзей и поклонников и, разумеется, моего верного и любящего мужа. Отношения между нами стали, кажется, ровнее и спокойнее после целого года тяжелых испытаний, которые я собственноручно и сознательно создавала. У меня вроде бы имелись все основания чувствовать гордость и полную удовлетворенность. Почему же тогда все это казалось… не знаю… каким-то обманом? Почему я все время чувствовала, что если сейчас ущипну себя, то проснусь и вся эта воплотившаяся мечта исчезнет, словно облачко дыма?