Путешествие к живым - [14]

Не знаю, чему это приписать — то ли многочисленным монахам в лучезарных одеяниях, спокойно и мечтательно прохаживающимся по деревенским улицам, то ли благодушным торговцам, стоящим у дверей китайских лавок, то ли безоблачному утру, но я ощущаю здесь атмосферу мира и счастья. Как хорошо, что день начинается так: ведь я еду в Конкен, где мне предстоит видеть прокаженных.

Почему прокаженных? В Таиланде проказа — болезнь не самая распространенная. Она не смертельна. В наши дни проказа излечима. Кишечные болезни, малярия (несмотря на то что в результате активной деятельности органов здравоохранения число заболеваний сокращено вдвое) наряду с туберкулезом и авитаминозом — вот самые трудные проблемы. Смертность, вызываемая этими заболеваниями, еще очень велика: лишь сорок четыре процента детей достигает пятнадцатилетнего возраста (в странах Запада — девяносто три процента); восемнадцать процентов доживает до шестидесяти лет (против семидесяти процентов на Западе). Так почему же тогда меня интересует проказа, встречающаяся лишь среди незначительной части населения? Потому что проказа — болезнь, о которой сложены легенды, это социальное зло, влекущее за собой изоляцию зараженных, заболевание, которое, подобно всем другим, нуждается в лечении и профилактике, но, кроме того, еще и тревожит сознание. Проказа возвращает нас к древней евангельской притче о поцелуе прокаженного.

Само слово «прокаженный» ассоциируется с беспросветным мраком, вселяет ужас. Люди пытаются изгнать это слово из своего лексикона, заменив выражением «больной проказой». Тем не менее я продолжаю писать «прокаженные». И позволяю себе это не потому, что не понимаю значения этого печального слова, а потому, что вкладываю в него ровно столько, сколько оно означает. До последнего времени больных проказой подвергали пожизненной изоляции в лепрозориях, а людей, соглашавшихся за ними ухаживать, считали подвижниками, приносящими себя в жертву во имя человеколюбия. Таким образом, прокаженные невольно становились поставщиками святости: служение им обеспечивало место в раю. Ставят ли люди перед собой такую цель сегодня? Не наступило ли время, когда рай, прежде достигавшийся ценой человеческой жизни, должен стать доступным лишь живым людям в их земном существовании?

Не знаю, почему я говорю о рае. Быть может, под впечатлением тихого таиландского утра… Сойдя с поезда, мы проходим по базарной площади городка Конкен.

Здесь все напоминает Китай: его границы уже совсем близко. С давних пор китайцы переселялись в эти края. В Таиланде насчитывается свыше трех миллионов китайцев.

В Конкене мне предстояло встретиться с испанцем и таиландцем, работающими над новым методом лечения проказы. Испанский врач живет на краю города в большом деревянном доме, притаившемся в тени обступивших его деревьев. Молоденькая босоногая служанка проводит нас через длинную комнату; в глубине ее стоит алтарь для отправления мессы, бедный алтарь, похожий на старинный, слишком высокий туалетный стол, с которого сняли флаконы, оставив лишь два деревянных подсвечника. Над алтарем возвышается крест. Снаружи — яркое утро, а здесь — неожиданная тень.

Испанский врач торопливо выходит к нам, бормоча извинения и на ходу приглаживая черные волосы. По-видимому, ему нет и тридцати. Он худощав, не очень высок, носит короткие усики. Его внешний вид, подвижность успокаивают меня. Он задает мне вопросы. Нет, я ничего не знаю о проказе, почти ничего, только то, о чем повествует притча.

— Неважно. Все очень просто. В течение двух недель любой может узнать о ней столько же, сколько знаю я. Мы поедем туда вместе.

И снова утро. Мне вспоминаются другие утра, похожие на это. Я всегда стремился побольше узнать о болезнях, которыми страдают люди. Я посещал больницы. Врачи назначали мне свидания по утрам. Обычно больницы — это строения, расположенные вдали от жилья, среди больших парков, засаженных деревьями, названия которых я никогда не слышал. Все было спокойно. Болезни, уподобившиеся ссылке. Утро. Мне говорили: «Начнем наш обход. Я буду объяснять». Отворялась первая дверь, и внезапно я чувствовал, что того мира, в котором я только что находился, больше не существует. Я попадал в другой мир, в другое время, в нем звучал другой язык, царила другая тишина. Это был мир страданий, заточивший в темницу свежее утро.

Сегодня я испытываю то же самое. Стены лепрозория возвышаются вблизи Конкена. Медицинский персонал располагает здесь своими лабораториями, палатами для врачебного осмотра. Проказа вызывает снижение процента гемоглобина — белокровие. Таиландские сестры милосердия размазывают между двумя стеклянными пластинками каплю крови, сравнивают результаты. На столе лежит кирпич. Он яркого розовато-коричневого цвета: такой бывает окраска первого пятна на теле больного проказой. Цвет кирпича служит критерием, напоминает о веках позора, возрождает миф о проказе. Долгое время, иногда годы, человек носит болезнь в себе, не испытывая никаких страданий, и вдруг, внезапно, на его теле появляется розовато-коричневое первородное пятно, которое постепенно расползается. С этого момента все кончено, человек отдан во власть болезни. Он осужден на проклятие, никогда уже не обрести ему прежней чистоты. Не иначе, как все силы неба и ада потребовались для того, чтобы по земле ходили люди, покрытые пятнами проказы.