Путешествие из Дубровлага в Ермак - [7]

Как это все произошло?

В здание "Большого дома" я вошел человеком, который — что уж "туфту гнать" — конечно, был совершенно наивным относительно знаменитой "практики". До сорока лет у меня не было никаких контактов с системой юриспруденции. Признаюсь — вообще о системе правосудия я судил тогда по американским фильмам типа крамеровского "Нюрнбергского процесса" — мол, происходит судебное состязание двух сторон, обвинения и защиты, а судьи разбираются на весах закона, кто прав. И как раз незадолго до ареста я прочитал самиздатскую стенограмму процесса ленинградского математика Николая Явора. Этот еврейский "отказник", чем-то крепко насоливший гебухе, был обвинен в "хулиганстве, связанном с особым цинизмом и оскорблением общества" (он, как уверяло следствие, помочился в каком-то дворике, где играли дети, ах… Дело, однако, было сочинено настолько бездарно, что адвокат раздолбал обвиниловку в суде на осколки, и даже Верховный суд, которого не касались личные обиды питерских Держиморд и Ляпкиных-Тяпкиных, постановил: "ограничиться отсиженным"). Я вспомнил дело потому, что в мою память врезалось: на процессе Явора прокурор вообще… отсутствовал. Обвинение против адвоката поддерживал- судья!!! Как он может объективно судить, если сам представляет сторону в процессе? Тогда же прочитал горделивую статью в "Правде", мол, мы достигли таких высот правосудия, что нынче почти половина обвинительных заключений в судах поддерживают прокуроры… Экое торжество правосудия! А как другая половина? — думалось мне.

Не следует переоценивать мою наивность. Разумеется, я понимал, что живу не в Британском королевстве и что судьи — члены компартии и обязаны в судах выполнять рекомендации партийных комитетов. Я не думал так, а точно знал: у меня имелись знакомые судьи. Но это было единственной коррективой, которую я вносил в стандартное представление о судебной системе СССР. То есть я понимал так, что если законные интересы подсудимого вступают в конфликт с намерениями КПСС, то судья несомненно вынесет приговор не согласно закону (или толкованию закона), а по директиве партийных органов. Но вот если конфликта интересов с властью у подсудимого нет, то должен действовать, полагал я, нормальный юридический механизм состязания сторон.

Что ж открылось мне в ЛенУКГБ?

Я увидел, что на самом деле интерес советской власти относительно мало волновал работников ее карательной системы. Судьба благоприятствовала мне, позволила попадать в переделки, каких не появлялось у других политзэков, и я с несомненностью понял, что не только я, но и мои следователи осознавали вредность или уж, по крайней мере, излишность суда надо мной для стратегических задача Кремля. И потому боялись, что московское начальство вдруг да сообразит то же самое- и отменит начатую ими питерскую игру. Не партийные интересы их волновали, даже не ведомственные интересы ГБ… Люди, с которыми я контактировал непосредственно, просто зарабатывали звездочки на погоны, отлично понимая, что работают при этом против так называемой партии и даже против так называемого своего руководства — ибо прибыль от успешного завершения дела могла быть перечислена на их счета, а возможные и понятные им убытки можно списать, скажем, на Брежнева с Андроповым. Вот за это именно я презирал моих следователей с Литейного.

Парадокс карателей

Однажды на допросе у Валерия Карабанова зашла почему-то речь о "наших предшественниках". У моих "новых друзей" постоянно чувствовался комплекс неполноценности из-за своей "родовитости" — от Ежова до Серова. Мне сегодня видится, что следователи искренно думали, будто неприязненное отношение широкой публики к их конторе объяснимо исключительно "эксцессами" бывших хозяев их кабинетов.

— Валерий Павлович, — начал я возражения, — но ведь "предшественники" были исполнителями. На все аресты и все приговоры они получали предписания и санкции парторганов. Они органы системы. Ответственность за содеянное лежит на мозге системы, на партии. Теперь она корчит невинное личико, мол, сама была жертвой злодеев-чекистов. Пожалуйста, продавайте этот товар публике, но я-то диссидент, т. е. инакомыслящий, потому инако мыслю и тут. Я в преступлениях виню не органы, а политический аппарат. А вы как коммунист, конечно, осуждаете органы?

(Конечно, злорадно иронизировал…)

— Да-а-а… — неискренно тянул он. — Думаю, виноваты были органы.

— Но и вы сами на месте "предшественников" делали бы то же! Вот ваш начальник, полковник Леонид Иванович Барков, вызывает вас и Виталия Николаевича и информирует: на важную стройку, скажем, на авиазавод, или танковый, на стратегическую линию связи нужно доставить тысячу зэков по таким-то примерно специальностям. Карабанов и Рябчук, изыщите по вашим оперданным необходимые возможности… Если вы промекаете, мол, в чем же людей обвинять, то Леонид Иванович разъяснит: от вас зависит безопасность родины, рассматривайте арест как мобилизацию, когда желания у граждан никто не спрашивает, а просто посылают их в бой, на смерть, по списку военкомата. А вам даже не на смерть положено посылать, а всего-то на срок… Коммунист должен рассматривать поручение как задание своей партии. Вы щелкнете каблуками и пойдете приказ выполнять…