Путешествие Ибн Фаттумы - [21]

— Вы предпочитаете сидеть на креслах или подушках?

— На подушках удобнее, — улыбнулся я.

Он рассмеялся:

— Вот такие вы, арабы. Уж я вас знаю, я был в вашей стране, изучил ваши привычки.

Я смущенно сказал:

— В своей стране я не ученый и не философ, просто люблю знание, ради него и отправился в это путешествие.

Он тихо, ободряюще сказал:

— Одно это уже похвально. Какова цель вашего путешествия?

После глубоких раздумий я ответил:

— Побывать в стране Габаль.

— Я не знаю никого, кто бы там побывал или написал о ней.

— Разве вам никогда не приходила мысль однажды поехать туда?

— Кто верит в свой разум, может обойтись без всего, — улыбнулся он.

Я добавил:

— Страна Габаль — не конечная моя цель. Я мечтаю вернуться и принести пользу своей стране.

— Желаю вам удачи.

Я сказал, извиняясь:

— На самом деле я пришел сюда слушать, а не говорить.

— Есть вопрос, который не дает вам покоя?

Я сказал, волнуясь:

— Жизнь каждого народа, как правило, открывается посредством одной основной идеи.

Он сел ровно и произнес:

— Поэтому ищущие знания, подобные вам, и спрашивают нас: как устроена ваша жизнь?

— Устройство вашей жизни не может не вызывать такого вопроса.

— Ответ прост: мы сделали ее сами.

Я слушал его молча и сосредоточенно. Он продолжал:

— Здесь нет заслуги Всевышнего. Наш первый мыслитель верил, что цель жизни — свобода. Именно он первым призвал к свободе, и этот призыв передавался из поколения в поколение.

Он улыбнулся, помолчал, чтобы его слова запали мне в душу, и продолжил:

— Следовательно, любое стремление к свободе считалось добром, а ее ограничение — злом. Мы ввели такой режим управления, который избавил нас от произвола. Чтобы избежать бедности, мы превратили труд в святыню. Чтобы изгнать невежество, мы изобрели науку. И так далее… И так далее… Это длинный путь, и конца ему не видно.

Я запоминал каждое его слово, он же продолжал говорить:

— Путь к свободе не был легким, он дался нам потом и кровью. Мы были заложниками иллюзий и произвола. Из нашей среды выдвигались первопроходцы, летели головы, разгорались революции, начинались гражданские войны. В конце концов победила свобода, победило знание.

В восхищении я склонил голову, а он перешел к критике и высмеиванию устройства Машрика и Хиры. Так же был поднят на смех порядок в государстве Аман, где я еще не бывал. Даже государство ислама попало на его острый язык. Заметив, как я переменился в лице, он замолк. Затем произнес извиняющимся тоном:

— Вы не приемлете свободного мнения?

Я спокойно ответил:

— В определенных границах.

— Простите, но вам следует пересмотреть свои взгляды.

— В вашей стране есть и бедняки, и извращенцы, — стал защищаться я.

Он заговорил воодушевленно:

— Свобода есть ответственность, с которой умеют обращаться только способные. И не все жители Халяба входят в их число. Слабым не место среди нас.

— Разве милосердие не является такой же ценностью, как свобода?! — вскипел я.

— Это твердят люди различных вероисповеданий, те, кто поощряет слабость. Для меня же такие слова, как милосердие и справедливость, не имеют смысла. Ведь сперва нам придется договориться о том, кто заслуживает жалости, а кто справедливости.

— В этом я абсолютно с вами не согласен.

— Знаю.

— Вы как будто приветствуете войну?

Он дал прямой ответ:

— В том случае, если она даст больше свобод. Я ни на долю секунды не сомневаюсь в том, что наша победа над Хирой и Аманом принесет счастье их народам. В этом смысле я поддерживаю понятие священной войны в исламе.

Я попытался изменить его понимание священной войны как агрессии, но он пренебрежительно махнул рукой:

— Вам даны великие принципы, но у вас не хватает смелости признать их!

Я спросил:

— Какой веры вы придерживаетесь, мудрец Мархам?

— Религии бога Разума и посланника его Свободы! — улыбнулся он в ответ.

— И остальные мудрецы тоже?

— Мне хотелось бы так думать, — усмехнулся он.

Он принес мне две книги — Закон Халяба и другую, собственного сочинения, под названием «За гранью возможного».

— Прочитай эти книги, и ты постигнешь действительность Халяба, — сказал он.

Я поблагодарил его за щедрость и отдельно за гостеприимство, попрощался и вышел. Обедал я в гостинице. Все кругом говорили о войне. После обеда я пошел в мечеть и участвовал в молитве, на которой предстоял шейх Хамада аль-Сабки. Он пригласил меня поговорить с ним, и я с радостью согласился. Неожиданно он спросил меня с улыбкой:

— Нашел Арусу?

Я серьезно ответил:

— Мысль вновь обладать Арусой — что может быть бессмысленнее и иллюзорнее?

— Да, это верно, — согласился он с моими словами.

После недолгого молчания шейх спросил:

— Продолжишь путь с первым же караваном?

— Нет, я хочу задержаться еще на некоторое время, — неуверенно ответил я.

— Отличное решение, особенно в свете новых обстоятельств. Король Хиры запретил движение караванов между Хирой и Халябом в ответ на наш отказ выдать сбежавшего полководца.

Это удивило и обеспокоило меня.

— Крупные землевладельцы, промышленники и торговцы возмущены. Они собрались на внеочередную встречу с правителем и требуют объявления войны, — сказал шейх.

Я спросил озабоченно:

— А какова позиция Амана?

— Ты говоришь как житель Халяба. Конфликт между Халябом и Аманом из-за владения несколькими источниками воды в пустыне, что лежит между нами, не прекращается. Чтобы они ни думали о предательстве, в ближайшее время спор завершится в пользу Амана.