Путешествие Ханумана на Лолланд - [35]

Старик сплел пальцами воздушный цветок и сказал, что Рушди – это то, что их, индусов, людей Востока, связывает с Европой и Америкой, то есть с Западом. Обычная чушь; я едва удержался от того, чтобы сказать какую-нибудь колкость. Например, пуповину, с которой сравнивался писатель, заменить на прямую кишку. Ханни наступил мне на ногу, и я понял, что надо кивать. С умным видом сказал:

– Ну да, конечно, сборник рассказов «Запад, Восток», ну да, конечно…

Не помню, что еще там было сказано, разговор был, конечно, смешной, но мне он тогда показался скучнейшим, я даже позволил себе зевнуть, когда Хануман предложил поработать над дизайном ресторана. Он мог бы сделать, например, картину на стене «Последний вздох Мавра».

– Да, это было бы круто, – говорил Хануман, надувая губы и откидываясь в плетеном поскрипывающем стуле. – Представьте себе дерево и пригвожденная к нему рукопись, а там дальше – Альгамбра в дымке…

Старик замечтался; Хануман сказал, что договорится о работе с человеком, но он слишком известный, чтобы ему мало платили, хотя он и глухонемой, убогий…

– Тем более, – всплеснул руками старик, – тем более!..

– Но, – сказал Ханни, поднимая указательный палец, – было бы недостойно брать дилетанта для такой серьезной работы…

И с этим старик немедленно согласился. Поэтому цену назначили такую большую, что у меня начали чесаться ладони. Я мысленно перевел сумму в граммы гашиша и бутылки вина, и мне стало и легко, и как-то волнительно. Заразившись фантазиями, я тоже стал что-то говорить. Мы долго беседовали, старик нас угостил чем-то, кажется, даже вином, а потом, не знаю как, но вдруг я вспомнил, совершенно спонтанно, без всякой связи с чем бы то ни было, о своей старой идее – сделать кафе или ресторан, который назывался бы “Chez Guevara”[27]. Старик не понял сперва, так как, видимо, не знал французского. Тогда Ханни ему в двух словах объяснил о некоем созвучии имени героя с французским предлогом, и этот нехитрый и довольно-таки ущербный омонимизм привел старика в неописуемый восторг. Ханни тут же добавил, что бывал в Праге, у него там жена и ребенок (где их у него нет!), и там он на каждом шагу натыкался на кафе «Кафка».

– A “Chez Guevara” намного круче будет, – сказал он.

– Да-да-да, – затараторил старый индус.

Он был поклонником всего такого, он, оказывается, любил не только Махатму Ганди, но и Ленина, и всех прочих идиотов этого помола, а Че Гевара как бы вливался в это хозяйство красных и, разумеется, сливался с идеями всемирной революции – одним словом, пришелся ко двору. Я неожиданно увлекся, заговорил о том, что в этом кафе работали бы только мужчины, исключительно молодые мужчины, похожие на Че Гевару.

– Дa-да, – говорил я, – курчавые, обросшие ребята, бравые, в беретах, с майками, на которых был бы портрет Че, вот как моя, например…

– Потрясающе! – всплеснул ручками старичок.

– Да-да, – продолжал я сурово. – Никаких женщин!

– Да-да-да, – соглашался понимающе старик.

Ресторан превратился бы, как стал я более или менее умело намекать, в некий гей-клуб для избранных, богемных педерастов. И тут старика прорвало, он даже вскочил, заломив руки за спину, он пустился мерить свой ресторан слепыми шагами; не глядя на нас, он размышлял вслух:

– Конечно, это будет наш ответ! Наш ход! Наша война! Наша борьба! Наше планомерное завоевание мира! Ведь можно же сделать целую сеть подобных ресторанов или кафе!

– Да, – сказал спокойно, дернув плечиком, Ханни, – можно и даже по всему миру, надо только выдвинуть идею, толкнуть ее, взять ссуду в банке, связаться с кем следует. Может, даже с кубинскими магнатами. Все это оборудовать, и это так и пойдет!

Глаза старика остекленели, он видел нечто большее и более не был вменяем, он бредил, ничего вокруг не замечая. Идея, как вирус, пожирала его сознание. Мы его оставили пораженным этой болезнью, а сами ушли в дождь, под одним зонтом.

Выждав некоторое время, когда брага настоится, мы все явились в его ресторан: Корней, как полагается, разыгрывал глухонемого; Михаил Потапов просто делал вид, что что-то делает, что он зачем-то нужен; мы с Ханни толковали со стариком.

А того уже мало интересовала картина с Альгамброй, которая поднималась бы где-нибудь там, в дымке; там, в дымке, уже поднимались рестораны “Chez Guevara”, которые бы объединили всех педерастов мира; сеть ресторанов и владельцев, объединенных идеей мирового господства красных и доминиона однополой любви над двуполой!

Старик отказался от картины, но сказал, что непременно воспользуется услугами художника для работы в новом проекте.

– Ресторан «Рушди» закрывается! – объявил он в припадке какой-то эйфории и даже погнал из ресторана двух молодых девушек, которые что-то собирались заказывать, он хлопнул дверью у них за спиной и крикнул:

– Мы открываем новый ресторан, ресторан “Chez Guevara”! Ясно?!

За эту идею ухватился Потапов. Он настаивал на том, чтоб старик сделал полную реконструкцию помещения. Сказал, что необходимо перекрасить стены в красный цвет, а потолок – в белый. Он сказал, что нужно выткать золотой кантик с лепными гипсовыми розочками, как в домах культуры при Советах делали, усыпать красными-красными звездами это белое-белое небо. Он бы за это взялся, как маляр-штукатур, он бы, конечно, все сделал как надо. Уж кто-кто, а он-то, дитя Советского Союза, знает, как оно должно быть!