Путешествие Феди Карасика - [15]

Карасик смотрит на солдата, на город и догадывается: наверное, он воевал здесь. Ему хочется подойти к солдату. И он подходит. Становится у перил и поглядывает то на город, то украдкой на него, словно хочет понять все, что соединяет их — солдата и город.

Волгоград надвигается красивой набережной, высокими многоэтажными домами, широкой мраморной лестницей, поднимающейся от Волги, кроваво-красными цветами, рассаженными вдоль зеленого подстриженного откоса, зелеными деревьями…

Нет, и совсем не похожи они: Волгоград и солдат, встречающий город. Военного в облике города ничего нет!.. А у причалов — по три и даже по четыре у каждого — белые, высокие красавцы теплоходы, дизель-электроходы. Набирая скорость, пронеслась мимо «Чайковского» крылатая «Ракета». Перечеркивают Волгу юркие, маленькие «москвичи». «На ту сторону пассажиров перевозят, — думает Федя. — Как у нас в Песчанке». И вдруг почувствовал на своем плече руку.

— Ну как, землячок, пойдем в город?

Это солдат чуть наклонился к нему и спрашивает.

Федя неопределенно пожимает плечами. Ему, конечно, хотелось бы посмотреть город, но он помнит строгий наказ мамы не сходить с парохода.

— В общем, так, — говорит солдат, — как я понял, ты едешь один. Если не военная тайна — куда?

— К бабушке в Выезд, — почему-то покраснел Федя.

— Выезд?.. — вроде припоминая, сдвинул брови солдат. — Такого населенного пункта не знаю.

— Ну, это за Горьким…

— Ясно! — хлопнул солдат Карасика по плечу. — Будем считать, что познакомились… Как тебя величать-то?

— Федор, — опять почему-то покраснел Карасик.

— Меня зови Владимиром Сергеевичем… А теперь не будем мешкать — пароход пришел в Волгоград с опозданием на полчаса, из-за тумана. Итого у нас четыре часа времени, — обняв Карасика за плечи и увлекая с собой, сказал солдат. — Но для Волгограда четыре часа — очень мало.

Подчиняясь чужой воле, Карасик вместе с пассажирами медленно продвигался к трапу. Человек в солдатской гимнастерке легонько подталкивал его впереди себя.

— Ну вот мы и на твердой земле, — поправляя гимнастерку и снова став серьезным, глядел на город бывший солдат.

Когда поднялись по широкой гранитной лестнице, Карасик увидел у чаши фонтана, над которой возвышались скульптурные фигуры трех женщин, бритоголового. Он был в темно-синем костюме, через плечо висел у него фотоаппарат, в руках он держал другой фотоаппарат и этим вторым нацеливался на группу пассажиров, только что сошедших с «Чайковского».

— Внимание, товарищи, внимание! — суетился бритоголовый. От усердия, а может, оттого, что было жарко, а ему в пиджаке — тем более, голая его голова со лба покрылась бисеринками пота.

Федя позавидовал пассажирам, у которых теперь будут фотокарточки из города-героя, он тоже не прочь бы сфотографироваться вместе с ними, но Владимир Сергеевич, увлекая его за собой, поторапливал:

— Шире шаг, Федя, шире шаг!

Пришли на большую зеленую улицу.

— Проспект имени Ленина — главная магистраль города, — словно взяв на себя обязанности экскурсовода, объяснял бывший солдат. Оглядывая улицу, он сказал: — Сейчас мы прокатимся с тобой на легковой машине. Никогда не ездил в такси?

— Не, — помотал Федя головой.

Через минут пять они уже мчались по улицам города куда-то, как сказал шоферу Владимир Сергеевич, на Историческое шоссе. А потом еще сворачивали, пока не выскочили за город, где больших домов уже не было, а только кое-где старинными крепостями поднимались кирпичные стены разрушенных зданий, каких-то складов, перемежавшихся огромными полями-пустырями. Это уже, собственно, был не город. А потом и вовсе выехали в степь. Тут-то бывший солдат и попросил шофера остановить машину.

Расплатившись с таксистом, Владимир Сергеевич одну секунду словно обдумывая что-то, глядел на Карасика, а потом проговорил решительно:

— Пойдем.

Они шли полынным полем: Владимир Сергеевич впереди, Федя шаг в шаг за ним. Карасик недоумевал, куда это завез его солдат. Они же не посмотрели города… И еще он побаивался — не ушел бы пароход без них. Заехали куда-то в степь, за город. А вдруг машина сломается?..

Словно почувствовав Федино состояние, солдат подождал Федю, сбавив шаг, и, положив ему руку на плечо, приободряя, сказал:

— Здесь, Федя, для меня была самая главная война, вот на этом поле. — Он махнул впереди себя рукой и вдруг остановился. Присел на корточки.

Карасик посмотрел на землю: чего это он там нашел? И увидел, как бывший солдат перебирает в руках, потряхивает подобранные патроны.

— Настоящие? — с азартом спросил Федя, присаживаясь рядом.

— Настоящие… — с горькой усмешкой проговорил Владимир Сергеевич.

Он вытащил из кармана коробку спичек. Обратился к Феде, подавая спички:

— Зажги.

Нажал пальцами на нулю, и ока легко вывалилась из проржавевшей гильзы. На землю из нее высыпался черный порох.

Карасик зажег спичку и поднес ее к пороху, который вмиг вспыхнул.

— Сколько лет пролежал… — задумчиво сказал, поднимаясь, Владимир Сергеевич.

У заросшего полынком и уже почти сравнявшегося со степью окопчика наткнулись на какие-то две спаренные железные палки.

— Что это?

— Тренога от миномета…

Федя увидел вокруг столько, что уже не стал кидаться в нетерпении со своим вопросом «что это?». Он поднял с земли широкий поясной ремень, весь иссохший, источенный временем. Ремень был застегнут и словно сохранял размер талии человека, которому принадлежал.