Путешественник - [5]

Тем временем бочонок был вскрыт. От резкой вони маринованных яиц Арама едва не вырвало – и даже несгибаемая Макаса слегка позеленела с лица. Но Клекоть и прочие Лютохвосты взвыли от восторга. Шлепнув по лапе рослого самца, потянувшегося к бочонку, матриарх выпустила когти, запустила лапу в рассол и осторожно извлекла из бочонка первое яйцо. Подняв яйцо ввысь, словно восхитительный бриллиант, она целиком уронила его в пасть и даже головой замотала от наслаждения. Разом забыв о тошноте, Арам изумленно вытаращил глаза.

– Для гноллов эти яйца – настоящий деликатес, – сказал Грейдон.

Арам вздрогнул. Он и не заметил, как отец оказался у него за спиной. Несмотря на свои внушительные размеры, Грейдон Торн был поразительно легок на ногу.

– Сам вижу, – сказал Арам, стараясь говорить как можно холоднее и равнодушнее.

Однако в схватке с мальчишеским любопытством желание отдалиться от отца было заранее обречено на поражение. Увидев, как гноллы, вскрыв ящики, ахают и охают над сломанными лезвиями и старыми гвоздями для лошадиных подков, он не успел вовремя остановиться и вскинул на Грейдона вопросительный взгляд.

– У Лютохвостов нет металлургии, – пояснил Грейдон, продев руки в рукава своего кожаного плаща и вскидывая плечи, чтобы плащ лег, как нужно. – Нет кузниц, как у твоего дружка Глэйда.

Конечно, Грейдону Торну не стоило бы называть Робба Глэйда «дружком» Арама, но на этот раз Арам решил промолчать.

– Однако, – продолжал отец, – вбить гвоздь, или лезвие топора, или острие ножа в боевую дубину и тем утроить наносимый врагам урон им вполне по силам. Для гноллов все эти куски железа – на вес золота.

Арам поднял бровь.

– Значит, ты надуваешь их? Обманом всучиваешь им никчемный хлам в обмен на…

Здесь он запнулся в смущении. В обмен на что? На вяленое мясо вепря? На вяленую треску? На взгляд Арама, сорок тюков того и другого вряд ли стоили дороже бочонка этих мерзких яиц.

– Никто никого не надувает, – ответил Грейдон терпеливее, чем Арам того заслуживал. Вытащив из-под рубашки компас на цепочке, капитан «Волнохода» рассеянно уронил его на грудь. – Что для человека – хлам, то для гнолла – клад.

– А то, что для гнолла – копченое мясо?

– Тоже своего рода клад – для кентавра, таурена и свинобраза из Живодерни.

– Свинобразы едят вяленое мясо вепря?

– Да, некоторые – едят. Но чаще берут треску.

Арам – едва ли не в восхищении – покачал головой.

– Да ты заработаешь на этих сделках целое состояние, ведь правда?

Восхищение вовсе не относилось к типичным реакциям Арама на отца, и Грейдон радостно улыбнулся – на подобные лакомства его сын был скуп.

– Небольшое состояние, – пожав плечами, ответил капитан.

– Но если вы друзья, и все по-честному, зачем вам с Клекотью понадобилось драться?

– Гноллы не любят людей. Возможно, потому, что и многие люди не любят гноллов. Клекоть не может торговать со мной на глазах всей стаи, пока я не докажу, что достоин ее уважения.

– Так, значит… все это было только для виду?

– И да и нет. Знаешь, Арам, любого нужно видеть таким, каков он есть, а не таким, каким его учат считать старики из Приозерья. Гноллы – народ воинов. Весьма своенравных и неуживчивых воинов, кстати сказать. И отличить пантомиму от настоящего боя способны даже их щенки. Вот потому-то мы и бились. Взаправду. Но, как ты мог заметить, на наших боевых дубинах не было ни острых наверший, ни шипов.

– Ага, но все же это были боевые дубины! Тебя все же могли убить!

– Хочешь сказать, тебя это волновало? – сказал Грейдон, все еще улыбаясь.

Но Арам просто принял недовольный вид.

– Я не хочу твоей смерти, Грейдон, – сказал он, прекрасно зная, что отец терпеть не может, когда собственный сын обращается к нему по имени. – Я просто хочу вернуться домой.

– Знаю, сынок, – вздохнул Грейдон. – Но сейчас тебе нужно быть именно здесь.

Ласково потрепав сына по плечу, он двинулся к заливающейся клекочущим смехом Клекоти.

Только после этого Араму пришло в голову, что все это время Макаса была рядом, а, значит, видела – а, может, и слышала – весь разговор. Повернувшись к ней, он наткнулся на ее свирепый взгляд. Макаса тут же отвернулась, но на секунду Араму почудилось, будто ей грустно.

Всю ночь они провели на берегу, празднуя завершение торговли вместе с гноллами. Однобог и вся остальная команда сошли на берег с бочонком громового эля и присоединились к празднеству. Капитан Торн разрешил распаковать один из тюков вяленого мяса вепря и разделить его между командой и гноллами, однако сдержанно кивнул Мозу Кантону, судовому квартирмейстеру, велев присмотреть за тем, чтобы остальные тридцать девять тюков были в целости и сохранности подняты на борт.

Арама вновь одолело любопытство – ему не терпелось попробовать этот «клад», и он внимательно следил за Джонасом Коббом, корабельным коком, расхаживавшим среди людей и гноллов и раздававшим угощение. Старина Кобб, конечно же, не спешил – да еще двигался сквозь толпу по очень странному и замысловатому курсу, предлагая полоски вяленого мяса гноллам, жавшимся к лесной опушке. Вдруг Арам увидел, что Кобб скрылся в лесу. Минуту, а то и три, его не было, а остальные увлеченно следили за Однобогом, щедро разливавшим эль, но, стоило Араму подняться на ноги, чтобы поделиться со всеми своим беспокойством за старика-повара, как седая голова Кобба показалась из леса в дюжине ярдов от того места, где он вошел в заросли. Он снова принялся раздавать угощение и, наконец, добрался до Арама.