Путём всея плоти - [131]

Я внёс своё пожертвование и поставил свои условия. Эрнест желал совершенно вытравить в себе джентльмена до тех пор, пока не сумеет снова выбиться наверх. Предоставленный самому себе, он стал бы жить с Эллен позади магазина, в задней комнате с примыкающей к ней кухней, а оба верхние этажа сдавал бы внаём, как задумывалось заранее. Я же не хотел, чтобы он отрезал себя прочь от музыки, литературы и культуры в целом, и опасался, что, не имея какого-нибудь уголка, где он мог бы уединиться, он в недолгом времени превратится в лавочника и только. Поэтому я вытребовал второй этаж для себя и обставил его мебелью Эрнеста, которую оставлял на хранение у миссис Джапп. Я выкупил у него эти вещи за небольшую сумму и перевёз их на место его нового обитания.

Чтобы всё это обустроить, я отправился к миссис Джапп один — Эрнесту не хотелось возвращаться на Эшпит-Плейс. Я был почти готов к тому, что мебель продана, а миссис Джапп нет и в помине, но старушка оказалась на месте: при всех своих недостатках она была безукоризненно честна.

Я рассказал ей, что Прайер забрал все деньги Эрнеста и сбежал. Она никогда не любила Прайера.

— Я никогда не встречала такую дохлятину, как Прайер, — воскликнула она. — Да у него жилки живой в лице нет. Да что там, каждый раз как придёт, бывало, завтракать к мистеру Понтифику, так я уж прям не знаю, куда себя деть, как он выкомаривался. Подам яичницу с беконом — нет, не нравится; подам рыбу — тоже нехорошо, да и дорого, а что поделать, рыба, сами знаете, дорожает; дам немного анчоусов — его, мол, с души воротит; жареные сосиски — ещё хуже, к горлу, видите ли, подступает; ну я прям извелась вся, хожу по комнате, и на душе кошки скребут, даже до слёз — и всё из-за каких-то несчастных завтраков, и причём это не мистер Понтифик, тому что ни дай, всё умнет за милую душу. — Пианино тоже забираете, — вздохнула она. — Что за песни на нём играл мистер Понтифик, вот это песни, там одна была, лучше всех на свете, никогда ничего похожего не слыхала. Он как-то раз играет, а я была как раз в комнате, и говорю — «Вот, говорю, мистер Понтифик, это прям про меня», а он говорит: «Нет, говорит, миссис Джапп, это не про вас, потому что это старая песня, а про вас никто не скажет, что вы старая». Но это он так, не подумайте чего, ради Бога, лесть, да и только.

Как и мне, ей не нравилось, что он женится. Она не хотела, чтобы он женился, и она не хотела, чтобы он не женился, да и вообще, это всё вина Эллен, а не его, и пусть они будут счастливы.

— Что там говорить, — заключила она, — эт’ не вы, и эт’ не я, и не он, и не она, а эт’ всё судьбы брачные, и по-другому не скажешь.

Во второй половине дня вещи доставили на новую квартиру Эрнеста. Во втором этаже мы разместили пианино, обеденный стол, книжные полки, пару кресел, картины и всех домашних божков, которых он привёз из Кембриджа. Заднюю комнату обставили в точности так, как было в его спальне на Эшпит-Плейс, а для супружеской спальни внизу купили новую мебель. Я настоял на том, чтобы эти две комнаты на втором этаже оставались за мной, но чтобы Эрнест пользовался ими, когда захочет; даже вторую спальню он не должен сдавать, а держать её для себя, на случай, если заболеет его жена или он сам.

Не прошло и двух недель после его выхода из тюрьмы, как всё это было сделано, и Эрнест почувствовал, что у него снова образовалась связь с той жизнью, что была до тюрьмы — с несколькими, впрочем, важными отличиями, причём к большому его благу. Он более не священнослужитель; он собирается жениться на женщине, к которой весьма привязан; он навсегда расстался с отцом и матерью.

Правда, он потерял все свои деньги, репутацию и положение джентльмена; он, можно сказать, сжёг свой дом, чтобы поджарить поросёнка; но если бы его спросить, выбрал бы он для себя нынешнее своё положение или то, в котором пребывал за день до своего ареста, он без минутного колебания предпочёл бы своё настоящее своему прошлому. Если купить это настоящее можно было только ценой всего, через что он прошёл, то и тогда сделка оправдывала цену, и он, если понадобится, снова прошёл бы через всё это. Хуже всего была потеря денег, но Эллен выразила уверенность, что у них всё получится, а она в этом понимает. Что же до потери репутации — что ж, пока у него есть Эллен и я, ничего особенного в этом нет.

Я видел дом во второй половине того дня, когда всё было закончено, и ничего больше не оставалось делать, как только закупать товар и начинать торговлю. Когда я ушёл, Эрнест после чая удалился в свою крепость — в переднюю комнату второго этажа. Он закурил трубку и сел за пианино. С час он играл Генделя, а потом сел за стол почитать и пописать. Он собрал все свои проповеди и все богословские сочинения, которые начал писать, пока был священником, и бросил в камин; глядя, как их пожирает пламя, он чувствовал себя так, как будто избавляется от очередного демона. Потом он достал те небольшие отрывки, что начал писать ещё в свою бытность в Кембридже, и начал их перекраивать и переписывать. Он тихо работал, и когда часы пробили десять и пора было идти спать, он чувствовал себя не просто довольным, а в высшей степени счастливым.