Путь - [30]

  - Ты - лишь самозванец, безвестный властолюбец, прикрывающийся именем того, кого еще помнят в нашей стране, несчастного Эрвина, ставшего жертвой собственных чувств, того, кто мертв уже двадцать три года, - без тени робости вымолвил лорд Беругс, глядя в глаза Эрвину. - Но если бы он и был жив, я никогда не пошел бы за ним, ибо он давно уже не в праве величать себя наследником, претендуя на престол. Наш милостивый король Эйтор занял трон, потому что такова была воля прежнего владыки Альфиона, могучего Хальвина, и не нам подвергать сомнению волю усопшего.

Лорд обвел взглядом своих товарищей по застолью, давно уже забывших о сочившемся жиром мясе и ароматном вине.

  - Братья мои, лорды Альфиона, неужели вы всерьез поверили речам этого безумного самозванца? - воскликнул Бергус, ничуть не смущаясь присутствием самого принца. - Мне жаль вас, мои братья-рыцари, ибо, дав присягу этому безродному чужаку, отныне вы запятнали себя и весь свой род позором, смыть который можно лишь собственной кровью. Не вы ли прежде давали клятву верности королю Эйтору, милостью богов и волей владыки Хальвина, нашему правителю? Вы недостойны зваться дворянами, не можете носить рыцарские шпоры, если так легко можете предать того, кому прежде клялись в вечной верности!

Кайлус оцепенел, предчувствуя рождающуюся бурю. Лорд не сводил глаз с Эрвина, которому только что было нанесено оскорбление, и был готов ко всему, даже и к тому, что принц просто прикончит Бергуса на месте, в отместку за обидные слова и назидание всем прочим, собравшимся здесь.

Все мужчины в роду правителей Альфиона страдали недугом, полезным в битве, но опасным в мирное время. Каждый из них в той или иной мере был одержим безумием, овладевавшим ими в минуты гнева или горя. Говорили, что та отметина, родимое пятно в форме кабаньей головы, отражает сущность наследников этого рода, ибо и вепрь, особенно раненый, легко впадал в безумие, убивая всех на своем пути, не ведая в этот миг ни жалости, ни боли. А сейчас Эрвин не мог не испытывать ярость, не мог не чувствовать себя оскорбленным недоверием Бергуса. И старый лорд не удивился бы, выхвати принц клинок и накинься на смутьяна, чтобы прямо здесь покарать его за сомнения.

Ничего не произошло, и Эрвин не сдвинулся с места, точно обратившись в камень. Ни один мускул не дрогнул на его лице, пока Бергус произносил свою обличительную речь, взывая и к своим собратьям, надеясь пробудить в них разум, сбросить с них странные чары самозванца.

  - Я ухожу, - громко произнес Беругс, направившись к распахнутым дверям, возле которых, как прежде, замерил истуканами стражники. Уже на пороге он обенрулся, и голос лорда разнесся по всему залу: - вы, те, кто смеет считать себя верными нашему истинному королю, можете сейчас, пока еще не поздно, последовать за мной. А ты, самозванец, - взгляд его, полный презрения и гнева, буквально вонзился в так и не двинувшегося с места Эрвина, точно копье. - Ты можешь остановить меня прямо сейчас. А если не сделаешь этого, то знай, что вскоре я вернусь, но только для того, чтобы предать вас всех смерти за измену. А твою голову, самозванец, я повешу над воротами этого замка, рядом с головой его хозяина, привечающего в своем доме всякую мерзость.

Развернувшись на каблуках, Бергус вышел прочь, прошествовав мимо не шелохнувшихся гвардейцев Кайлуса и заставив поспешно отскочить в сторону прижавшегося к стене невзрачного человечка, нервно тискавшего небольшою котомку. Никто не произнес ему в след ни слова, и никто не попытался последовать за лордом.

  - Он и впрямь вернется, - заметил Кайлус. - И не один, а вместе с королевским войском. И это будет весьма скоро.

  - В таком случае, нам тоже следует торопиться, - безразлично пожал плечами принц.

Эрвин вернулся в Альфион вовсе не для того, чтобы бегать от опасности. Скорее, наоборот, сейчас он больше всего хотел встретиться со своим названным братом в честном бою, чтобы раз и навсегда решить, кому суждено править этой страной.

  - Итак, братья, мои верные слуги, - обратился Эрвин к лордам. - Настал черед действовать. Если будем медлить, нас всех перебьют поодиночке, разрушив до основания замки, истребив всех до единого родственников, не важно, стариков, женщин или младенцев. А потому мы ударим первыми, - с какой-то злой радостью произнес принц, точно ловчий сокол, долгие годы отлученный от вольного полета, и вдруг вновь почувствовавший свободу. Казалось, он едва сдерживал трепет и был готов ринуться в кипящий котел битвы немедля. - Я повелеваю вам собрать войско, призвать под вои знамена всех вассалов, всех своих подданных, и выступить на Фальхейн.

  - Война? - с некоторым недовольством вымолвил лорд Тормус. - Стоит ли, ваше высочество, воевать с названным братом за то, что и так принадлежит вам?

Лорд был стар, и давно уже не испытывал радости, слыша звон мечей и шелест стрел. Силы покидали его, уходя бесследно, точно вода впитывается в песок. Но если Тормус и был слаб телом, разум его по-прежнему оставался светел, и с годами, прожитыми под этим небом, к Тормусу пришла осторожность. Это был битый зверь, осмотрительный, но вовсе не робкий. И еще, он любил свою страну. Не удел, где был богом для тысяч кметов и сервов и десятков верных рыцарей, но все королевство, с его реками, лесами и горами. И сердце сжимала боль при мысли, что над всем этим великолепие встанут столбы черного дыма, и хриплые крики стервятников заглушат журчание прозрачных, точно хрусталь, ручьев.