Путь войны - [4]

- Мне надо подумать, - сказал Салинг, утирая выступивший пот. – Надо все посчитать…

- Посчитайте, - согласился Крамневский.

- А?.. - замялся Хейко Салинг. – Где?..

- В папке, - подсказал Илион. – В простом белом конверте под листом с выводами. Адрес, телефон, изограф.

* * *

- Славно, славно, - приговаривал Шафран, потирая широкие ладони. – Bene! – добавил он на латыни, что делал только в исключительно удачные моменты.

- Склонен согласиться, - подтвердил Илион, пропуская мимо вагонетку с кислородными баллонами.

Добраться от технических доков до жилых уровней можно было несколькими путями, разумеется, испытатели выбрали самый короткий – три перехода через изолированные зоны и один подъемник. В низких переходах со сводчатыми потолками и ангарах без иллюминаторов они чувствовали себя привычно и естественно. Сторонились электровагонеток, снующих по паутинам рельс, проложенных посередине тоннелей, приветствовали небрежными кивками встречных, получая столь же неформальный ответ. «Экстаз» кипел жизнью и работой

- Вот люблю такую службу, - продолжил Шафран. – Сделали всего ничего, а денег заработали, да и хорошим людям помогли.

Илион неприкрыто ухмыльнулся, поскольку было очевидно, что Аркадий имел в виду отнюдь не Хейко Салинга с его незадачливой субмариной, а совсем других. Незаметных людей из имперского Морского Штаба, кулуарно посоветовавших капитану и механику-оператору неофициально проконсультировать зашедший в тупик проект, а заодно внимательно посмотреть, что нового засунули немцы в свои ходовые установки. Не слишком продолжительная, чистая, безопасная работа с минимальным риском – то, что так редко выпадает на долю подводников-испытателей.

- Теперь по чарочке? – вопросил Шафран.

- Да, по беленькой, - в тон ему отозвался Крамневский, и оба, не сговариваясь, улыбнулись старой шутке – подводники пьют редко, а в глубине – никогда. Раньше труженики моря потребляли красное вино, но с появлением новых витаминизированных коллоидов из водорослей алкоголь окончательно исчез из рабочего рациона.

- Слушай, давай как бояре, перехватим черствый сухарик в «куполе», - конкретизировал предложение Шафран. – Заслужили!

- И то верно, - согласился Илион. – Скажем, по бифштексу…

- Ну, ты разложенец! – искренне ужаснулся Аркадий. – Опускаться почти на километр, чтобы сжевать бегающего мясца? Рыбки, мой юный друг, только рыбки! Я угощаю.

Мимо тяжело прошагал бронескаф, скрипя сочленениями и тихо гудя приводами. Двухметровая туша, отливающая серым металлом, заняла почти весь тоннель и испытатели прижались к самой стене, сплошь оплетенной путаницей кабелей в толстой резиновой оплетке. «Шагоход» был из новых, с наглухо закрытым шлемом, лицо водилы терялось в тени за толстым стеклом, но фигура, похожая на рыцаря в доспехах подняла «руку» в молчаливом приветствии, опознав своих. Шафран и Крамневский ответили тем же. Бронескаф пошел дальше, за ним следовал слабый запах воды и соли, стальные боты гулко бухали по полу из шершавого сикрита, оставляя влажные следы на «морском бетоне».

- Видать, только что нырнул, - прокомментировал Шафран, с неудовольствием. – Разгильдяи, сушкой пренебрегают.

- Им виднее, - заметил Илион, хотя в душе был вполне согласен с механиком. Главным внутренним врагом всех подводных построек оставалась морская вода – крайне агрессивная субстанция, готовая просочиться везде, разъедая все, что возможно. По статистике четыре пятых всех несчастных случаев в глубине происходили из-за мелких коррозийных повреждений и неисправностей. Отчасти поэтому в последнее десятилетие индустрия подводных работ переживала «керамическую революцию» - новые материалы не ржавели и не окислялись.

У «шагохода» была тысяча причин, чтобы по выходе из воды миновать специальную камеру в которой технику омывали пресной водой, а затем сушили в потоке горячего воздуха, но даже столь малое нарушение порядка и традиции несколько нервировало.

- А я ведь еще помню деревянные настилы, - задумчиво пробасил Шафран, когда подъемник, скрипя шестернями, вознес их на следующий уровень. – Как мы с ними тогда намучились… Какими только пропитками не обрабатывали – а все одно гнило. Я ведь только чудом не получил первое назначение на «Спрут».

Илион вздохнул. Гибель станции «Спрут» стала не самой масштабной катастрофой в истории глубины, но без сомнения оставалась одной из самых трагичных. Нарушенная техника безопасности, влага, деревянные полы без лака и пропитки, разбитая колба… И десять человек убиты за сутки редчайшей разновидностью мутировавшей плесени, разросшейся на сырых полах, а затем прямо в легких.

- Кстати, заметил – маркировка-то у скафа «свинская»? - отметил Шафран, и Крамневский молча укорил себя за невнимательность.

Когда перед самой Мировой Войной Дзержинский-старший основал «Пар и Газойль», над лапотными русскими не смеялся только очень ленивый человек. Дальше и остроумнее всех пошли «паровые короли» Шеффилда, обыграв аббревиатуру «ПиГ» на свой лад. «Pig» и разнообразные карикатуры на тему свиномедведя заполонили иностранную прессу. Однако, «Стальной Феликс» был непрошибаем и плевал на вражескую пропаганду, а кроме того, обладал очень специфическим чувством юмора. Вместо контррекламной борьбы, отец-основатель заказал смену клейм, и через месяц вся продукция «Пара и Газойля» маркировалась задорным поросенком, пускающим из ушей струйки пара. Мир взорвался от смеха и… стал покупать, тем более, что продукция русских показала себя с наилучшей стороны в ходе Войны, и заказы гарантировались лично Домом и императрицей Ольгой, которую подданные прозвали Спокойной, а враги – словами, которые не произносят в приличном обществе. С тех пор минуло много лет, теперь каждый пятый дизель и паровой котел в мире нес значок «Пиглета» [От английского «piglet» - маленькая свинка, поросенок, «пятачок»], а семейное предприятие Дзержинских осваивало все новые и новые промыслы. В том числе и производство глубоководных скафандров.