Путь воина - [2]

— Похоже, что некоторым правителям надоела бесконечная война, давно захватившая половину благословенной Европы.

Мазарини задумчиво посмотрел на секретаря.

— Не обессудьте, виконт, если в хоре этих истосковавшихся по миру правителей и политиков появится и мой, охрипший от молитв и переговоров.

* * *

С той поры, когда они виделись в последний раз, Барберини не стал выглядеть ни свежее, ни увереннее. Все тот же смиренный вид монашествующего дипломата, то же покрытое тленной желтизной изможденное лицо, которому не позавидовал бы даже главный казначей королевства; та же неизменная кожаная папочка, которую нунций постоянно носил с собой, извлекая из нее словно факир из шляпы все новые послания и благословения своего покровителя из Ватикана. Причем порой Мазарини казалось, что там, в этой папочке, они и зарождаются, и папа римский даже не догадывается об их существовании.

Встретив Барберини с полагающимся папскому послу уважением, Мазарини прежде всего взглянул на эту стянутую двумя золотыми застежками папочку. И был удивлен, что, подсев к столу, нунций совершенно забыл о ней.

— С благословения святейшего престола, — начал Барберини таким заупокойным голосом словно отпевал не только первого министра Франции, но и саму Францию, — мне велено передать вам величайшую озабоченность Его Святейшества Папы Римского тем небогоугодным кровопролитием, которое продолжает ввергать в скорбь весь христианский мир.

— Ни папа, ни тем более вы, досточтимый нунций, не можете сомневаться, что мы по-прежнему считаем себя частью этого осененного крестом мира и скорбим вместе со всеми.

— Не в каждой из стран первым министром является кардинал святой церкви, — напомнил нунций о той особой ответственности, которая ложится на Мазарини как на кардинала за все, что происходит на северо-западных границах Европы.

— Но и не каждый первый министр проявляет такое рвение в попытке прекратить войну и воцарить в Европе завещанный нам Господом мир.

Барберини понял, что переговоры зашли в тупик. Соревноваться в верноподданническом славословии с самим кардиналом Мазарини — все равно, что поучать собранных всех вместе, от Луки до Матфея, святых апостолов-евангелистов. Нунцию уже не раз приходилось убеждаться в этом, проклиная судьбу именно за то, что послала в отведенной ему папой стране премьер-министра в сане кардинала.

— Кстати, — неожиданно пришел ему на помощь сам Мазарини, — выразилась ли обеспокоенность хранителя святого престола в каком-нибудь достойном этого случая послании?

— Нет, хотя и должна была бы…

Мазарини позволил себе продемонстрировать крайнее удивление этим фактом и несколько секунд рассматривал папского нунция с почти саркастической улыбкой.

— Зная о вашем невосприятии всяческих булл и прочих посланий, я в беседе с папским статс-секретарем не решился настаивать, чтобы такое послание непременно было подготовлено. Тем более что статс-секретарь решил передать на словах то, что и было услышано им от папы.

— Сомневаюсь, что именно от папы… — как бы между прочим обронил Мазарини. — Но сейчас это уже не важно. Куда важнее другое: вы окажете неоценимую услугу и святому престолу, и статс-секретарю, обеспокоенному по чьей-то настоятельной — не будем уточнять, чьей конкретно, — просьбе; и всей Европе, если, забыв о моей нелюбви к буллам, все же осчастливите меня довольно требовательным посланием.

— Вы просите, чтобы папа письменно потребовал от вас прекратить войну? — налег запавшей грудью на стол нунций Барберини.

— Прошу, причем настоятельно.

— Не боясь резонанса, который появление подобного послания может вызвать в определенных кругах Франции и за рубежом?

— Наоборот, для меня сейчас важен именно тот резонанс, которого в иное время вполне резонно стоило бы опасаться.

Нунций посмотрел на него как на некстати ожившего апостола Петра.

— Не скрою, святому престолу будет приятно осознавать, что в прекращении войны ему досталась одна из ведущих ролей.

— Точно так же, как мне приятно будет ссылаться на послание и усилия папы римского, усмиряя этим своих генералов и апеллируя к первым министрам врагов и союзников.

Барберини еще несколько мгновений сидел, напряженно вглядываясь в лицо Мазарини, словно смел заподозрить его в кабацкой шутке. Затем резко поднялся, вынудив тем самым подняться и Мазарини.

— Мне понятна ваша озабоченность, кардинал, — почти торжественно произнес он, постукивая сухими кулачками по краю стола. — Постараюсь донести ее до статс-секретаря, а следовательно, и до папы римского. Уверен, что такое послание появится так скоро, как это позволит нам дипломатическая почта.

2

— Кто еще в этой стране способен на столь величественный жест? — молвил Карадаг-бей, когда ворота его замка отворились и во двор въехала карета Стефании Бартлинской.

— До этого советник хана лично позаботился, чтобы для моравской княгини нашли более или менее сносную польскую карету, из тех, что были доставлены в столицу вместе с трофеями, выкупил ее и подарил. Однако величественность своего жеста он усматривал не в этом.

— Вы решили оставить эту красавицу у себя во дворце? — спросил Хмельницкий.