Путь воина - [8]
Разве кто-то не догадывается, "что могло означать для группы советских музыковедов, если бы эта книжка не была подорвана Александром Исааковичем"? Все знают. Так почему не сказать вслух?
Моему поколению повезло: эпоха всесокрушающего величия зацепила нас лишь косвенно и потому не очень искалечила. Эта миссия — искалечить возлагалась на другую эпоху, и та старалась как могла, но — куда ж ей до той, грандиозной…
Вот, собственно, почему у меня отсутствует (почти) синдром иносказательности, и я озвучу, что означал бы выход той книжки не только для группы музыковедов, но — убеждён — для советской музыки в целом.
"Звезда Оголевца" вошла в зенит в апреле 1947-го года. К октябрю [14] она благополучно и бесславно закатилась. А спустя всего 9 месяцев, с 31-го июля по 7-е августа следующего, 1948-го года состоялась знаменитая Сессия ВАСХНИЛ "О положении в биологической науке", и над миром зажглась звезда другого героя великой эпохи — Трофима Денисовича Лысенко.
Последствия этого общеизвестны: советская генетика была разгромлена, её лучшие представители погибли или надолго исчезли из поля зрения коллег, а мы долгие десятилетия покупали зерно у Канады.
Так вот, если бы пресловутая "книжка не была подорвана Ал. Ис. и тираж её не был бы уничтожен", для советского музыкознания это означало бы в точности то же самое. Не в смысле, конечно, закупок зерна, а в смысле статьи Жданова в "Правде", покаянного лепета разоблачённых, внезапно прозревших вредителей и торжества "Теории Мирового Пота" по Оголевцу.
Но этим бы дело не кончилось. Погром охватил бы всю советскую музыку. Ведь свой дежурный оголевец есть везде и всегда. Это даже не человек, а явление, концентрированная сущность всесокрушающего величия эпохи. Действительно, если одному какому-нибудь отдельно взятому оголевцу удаётся раскрыть заговор музыковедов-вредителей, то что мешает другому оголевцу разоблачить организацию композиторов-убийц, а третьему — шпионов-вокалистов? Для полноты и стройности картины НКВД порекомендует поискать врагов среди скрипачей и виолончелистов, духовиков, дирижёров и так далее вплоть до осветителей и билетёров. И их найдут, будьте уверены, поскольку в стране талантов оголевец — национальный символ, а имя ему — легион. Главное же первый шаг.
Когда читаешь страшные протоколы лысенковской Сессии, создаётся впечатление, что учёные сперва просто не поняли, с чем столкнулись. Этим интеллигентнейшим, умнейшим людям казалось, что здравого смысла и профессионализма достаточно для победы над малокомпетентным оппонентом, и они вышли на диспут во всеоружии своих знаний, но совершенно не отдавая себе отчёта в том, что попали в аномальную зону, где не четыре, а одиннадцать сторон света… В этой зоне знания и профессионализм не стоят совершенно ничего. Учёные оказались не готовы к такому развитию дискуссии; "мичуринцы" их просто задавили сталинско-советской демагогией, бессмысленной и беспощадной.
Трудно сказать, был ли у злосчастных биологов шанс на спасение. Скорее всего, нет. Но, найдись среди них такие, кто своевременно понял бы, с чем придётся иметь дело, что в предстоящей "дискуссии" акцентировать шарлатанство "народного академика" бесполезно, а надеяться можно только на ту же самую демагогию, — кто знает, может быть, программный (и погромный) доклад Лысенко удалось бы в зародыше подорвать.
Увы, таких прозорливых людей не нашлось, Лысенко победил советскую науку и успел наделать столько судьбоносных мерзостей, что сейчас его фамилию знает каждый.
Оголевец же, напротив, известен считанным единицам [15]. А мог бы греметь наравне с коллегой-"мичуринцем". Судьбу советской музыки при таком развитии событий мы, по мере сил, обрисовали выше.
Подводя некоторый итог, скажем следующее:
Летом и осенью 1947-го года советское музыкознание оказалось на грани революции, аналогичной той, которая менее года спустя до основания разрушила советскую генетику. Тем, что музыкознание избегло этой участи, оно в огромной степени обязано героизму и мудрости Александра Исааковича Шавердяна.
И это — ещё один его подвиг. Гражданский и личного мужества.
Армянские музыканты определённо меня не поймут, если, завершая этот труд, я так ничего и не скажу о Шавердяне — знатоке и исследователе родной ему армянской музыки. Но причина, не позволяющая мне распространяться на сей счёт, вполне веская: Тема требует специальных знаний, а их у меня нет. Хотя музыке я вовсе не чужд, основные мои интересы лежат в сфере беллетристики, драматургии, поэзии.
Поэтому мне представляется правильным дать слово профессионалу — в "Приложениях" к данной работе опубликовать текст выступления на уже упоминавшемся Вечере 1979-го года видного армянского музыковеда Никагоса Петросовича Тагмизяна. Ещё полнее образ Шавердяна-учёного, его значение для армянской культуры раскрыты в статье того же автора "Александр Шавердян и армянское историческое музыкознание", опубликованной в качестве предисловия ко второму изданию книги А. И. Шавердяна "Комитас" ("Советский композитор", Москва, 1989).
Сказать несколько слов об этой книге я всё же обязан.
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.