Путь воина - [8]

— Ха! — воскликнул он, увидев Хонакуру. Какое-то мгновение оба молча смотрели друг на друга; жрецы и воины имели одинаковый статус. Но Хардуджу был несомненно моложе, к тому же он только что вошел. Кроме того, правитель был раздражен, поэтому он уступил и выхватил меч. Целитель вздрогнул, но это было всего лишь начало приветствия равного, как понимали его воины.

— Я Хардуджу, воин седьмого ранга…

Выслушав все до конца, Хонакура ответил ему самым безупречным образом; его тонкий голос дрожал, а старые сморщенные руки поднимались и опускались в привычных движениях приветствия.

За спиной правителя показалась мускулистая фигура молодого воина, одетого в оранжевую юбку Четвертого, а следом появился и раб в своей обычной траурно-черной набедренной повязке. В руках он держал что-то завернутое в плащ. На него никто не обратил внимания, но мастера Горрамини Хардуджу после минутного колебания решил представить.

Хонакура, в свою очередь, представил целителя Динартуру.

После этого воин подошел к Хонакуре почти вплотную, скрестил на груди руки и уставился на жреца сверху вниз.

— Здесь есть воин седьмого ранга? — взревел он, не теряя больше времени на любезности.

— Я полагаю, вы говорите о том великане — светлейшем Шонсу, — сказал Хонакура, как будто сомневаясь. — Да, сегодня утром я имел честь оказать помощь этому доблестному господину. — Он с интересом рассматривал ремни Хардуджу, потому что они находились как раз на уровне его глаз.

— Речь идет об изгнании, так ведь? — Воину приходилось прилагать немалые усилия, чтобы его голос звучал в рамках приличий, и жрец это заметил; он поклялся себе, что прежде, чем с ним расправиться, он приведет правителя в еще большую ярость. Глядя на его ремни, Хонакура едва заметно поднял бровь в изумлении и пробормотал что-то о профессиональной этике.

— Этому доблестному господину следовало бы сначала засвидетельствовать свое почтение мне, рявкнул Хардуджу. — Но, насколько я понимаю, у него не было соответствующего платья. По этой причине я здесь. Я хочу, чтобы он был мне представлен, и хочу пожелать ему скорейшего выздоровления.

— Вы чрезвычайно любезны, светлейший, — Хонакура просиял. — Я непременно прослежу, чтобы ему передали о вашем визите.

Воин бросил на него свирепый взгляд.

— Но я принес ему меч и все остальное.

Какая неожиданная удача! Интересно, что это за меч, подумал Хонакура. — Ваша доброта не знает границ! Будьте любезны, прикажите своему рабу оставить все это здесь, а я позабочусь о том, чтобы наш гость узнал о вашем добросердечии.

— Я прошу дать мне возможность засвидетельствовать ему свое почтение лично! И немедленно!

Старик печально покачал головой.

— Сейчас он отдыхает; за ним ухаживает искусный целитель.

Хардуджу обернулся к Динартуре и посмотрел на него так, как будто перед ним была какая-то песчинка, приставшая к подошве его обуви.

— Третий ухаживает за Седьмым? Я могу найти для него кого-нибудь получше.

— Этот искусный целитель — мой племянник, — гордо заявил Хонакура.

— Ага! — Хардуджу удовлетворенно оскалился. — Наконец-то хоть одно слово правды! Что ж, я не стану напрасно беспокоить столь почтенного господина. Но все же я дам о себе знать.

Он направился было к двери, но старый жрец раздвинул руки, загораживая ему путь. Хонакура не боялся открытого насилия — жрецы неприкосновенны, — но он хорошо понимал, что в будущем его могут ожидать ловушки и козни. К счастью, через пару дней Шонсу устранит эту опасность. На мгновение оба замерли. Рука правителя потянулась к мечу.

— Смелее, светлейший, — дразнил его Хонакура. Даже эта горилла — Четвертый — вздрогнул, увидев, что происходит.

Но правитель не был настолько безрассуден, чтобы напасть на жреца седьмого ранга. Он просто поднял его как ребенка, отодвинул в сторону, распахнул дверь и вышел.

Второй воин победоносно усмехнулся и хотел было последовать за ним, но его чуть не сбил с ног Хардуджу, в ярости ворвавшийся в комнату. Хонакура подмигнул племяннику.

Потом он с прежней любезностью обратился к правителю.

— Я вас предупреждал, светлейший, что вам придется набраться терпения, — он помолчал, а потом как бы между прочим добавил, — но этот неумолимый господин уверял меня, что в самом ближайшем будущем он предстанет перед вами.

В глазах воина вспыхнула ярость… или страх? Потом он приказал рабу оставить все вещи здесь и ушел вместе с Горрамини. Раб бесшумно закрыл дверь. Хонакура посмотрел на племянника и усмехнулся, потирая руки.

* * *

Священный устало заковылял к себе, размышляя о том, что сегодня он заслужил теплую ванну и хорошую трапезу. Однако, добравшись до дома, он вынужден был признать, что его обычно столь несообразительный племянник сегодня высказал весьма проницательное предположение. Если господин седьмого ранга проснется в грязном домике, это вряд ли ему понравится. Не следует таким образом отдалять от себя важного союзника. И Хонакуре пришлось отдать еще кое-какие распоряжения.

Спустя некоторое время около храма появились по крайней мере шесть паланкинов, шторы на них были опущены. Один за другим они прошли через ворота и стали кружить по улицам, постоянно меняя своих пассажиров. Дважды сменив паланкин и удостоверившись, что он сбил со следу тех, кто, возможно, следил за ним, Хонакура приказал отнести себя за город. Из города вела только одна дорога, она подходила к стене под острым углом. Несколько веков назад какой-то предприимчивый строитель поставил вдоль этой дороги маленькие домики, и теперь здесь останавливались паломники — не самые богатые, но и не самые бедные: бедные спали под открытым небом. Хонакура не был здесь уже много лет и с детским восторгом смотрел из-за штор на скопления крыш и верхушки деревьев. Над городом, конечно же, возвышалась громада храма, его золотые шпили светились в теплых лучах солнечного бога, который, перебравшись через столб водяной пыли, окружавшей Судилище, приближался теперь к горизонту. В тот момент Хонакура подумал, что самое худшее в его возрасте — это скука. Такого хорошего дня он, пожалуй, уже и не мог припомнить.