Путь смертных - [6]

Уилл почувствовал, как на него навалилась новая тяжесть, хотя Гаргантюа уже не давил всем своим весом. Это было бремя лжи, обернувшейся против своего создателя – в полном соответствии с законом непредвиденных последствий.

– Мой отец давно умер, – прохрипел он. – Полагаете, стал бы я искать процентщика среди головорезов, если б мог обратиться к нему?

– Это, конечно, вполне вероятно, но у сына адвоката в случае нужды должны быть и другие связи.

– У меня их нет. Но, как я и сказал Флинту, когда брал у него деньги, у меня есть перспективы. Как только начну зарабатывать, я смогу расплатиться, и с процентами.

Хорек наклонился к нему пониже; и изо рта у него воняло хуже, чем из сточной канавы.

– О, проценты будут, не беспокойтесь. Но как вы, такой образованный человек, не возьмете в толк самое главное? Мистера Флинта перспективы не волнуют. Если вы должны ему деньги – вы находите их сейчас.

Хорек прижал острие ножа к щеке Рейвена.

– И, к вашему сведению, мы, головорезы, режем не только головы.

Он медленно повел ножом, глубоко взрезая щеку, при этом неотрывно глядя жертве прямо в глаза.

– А этот пустячок напомнит вам о ваших новых приоритетах, – сказал он.

Хорек хлопнул Гаргантюа по плечу, давая понять, что они закончили. Великан тяжело поднялся на ноги, освободив Уилла, и тот прижал к щеке руку, осторожно пальпируя рану. Между пальцами сочилась кровь.

Тут Хорек развернулся и ударил лежащего Рейвена ногой в живот.

– Найди деньги, – сказал он. – Или в следующий раз это будет твой глаз.

Глава 3

Некоторое время Уилл просто лежал в темноте, наслаждаясь возможностью дышать. Бандиты ушли, и на него волной накатило облегчение, чувство неудержимой радости, что он жив. Чувство это выразилось в том, что его внезапно разобрал смех, но ребра отозвались таким возмущением, что удержаться все-таки удалось. Сломаны ли ребра? Каковы вообще внутренние повреждения? Ушибы органов? Уилл представил, как кровь сочится между пленками плевры[10], сдавливая смятое легкое, не давая органу расправиться, хотя чудовище давно слезло у него с груди.

Рейвен выкинул этот образ из головы. Он дышал, и это все, что имело значение на данный момент: пока он дышал, у него были неплохие перспективы.

Уилл вновь ощупал щеку. Кожа была влажной от крови и податливой, точно помятый персик; рана – широкой и глубокой. Не могло быть и речи о том, чтобы возвращаться к мисс Черри, не показавшись врачу.

С трудом дотащившись до Инфермери-стрит, Рейвен счел, что проходную, где его вид, безусловно, вызовет много неприятных вопросов, лучше обойти стороной. Он двинулся вдоль ограды, пока не достиг участка, особенно ценимого местными хирургами за легкость, с которой его можно было перелезть. Генри с коллегами иногда проникали в больницу этим способом, если не желали привлекать излишнее внимание к своим ночным похождениям: такое могло стоить вызова пред очи правления больницы. Преодолеть ограду в его состоянии удалось далеко не с первой попытки, но вскоре Рейвен уже лез в окно на первом этаже, которое на всякий случай всегда оставалось незапертым.

Он ковылял по коридору, время от времени приваливаясь к стене, когда становилось совсем уж тяжело дышать. Сестринский пост получилось миновать без происшествий; из-за закрытой двери доносился громкий храп. Храпели, по всей вероятности, ночные сиделки: они частенько прикладывались к запасам алкоголя, выделенного для нужд пациентов, дабы обеспечить себе ночью спокойный сон.

Добравшись наконец до двери Генри, Рейвен постучал, потом еще раз и еще; с каждой секундой росли опасения, что друг до сих пор пребывал в пьяном ступоре. Но вот дверь отворилась, и из-за нее показалось опухшее, помятое со сна лицо Генри. Первой реакцией был ужас при виде явившегося среди ночи покойника, но потом его явно осенило.

– Господи, Рейвен… Что с тобой случилось, черт побери?

– Кто-то решил проигнорировать тот факт, что красть у меня нечего.

– Нам надо вниз. Здесь понадобится пара швов.

– Уж это мне диагностировать удалось. Может, подскажешь компетентного хирурга?

Генри обвел его негодующим взглядом.

– Не испытывай мое терпение.

***

Рейвен улегся на койку и попытался расслабиться, что было непросто, учитывая, что Генри только что вооружился хирургической иглой внушительных размеров. Уилл старался припомнить, сколько раз друг наполнял свою кружку, и прикидывал, насколько аккуратным будет шов. Но пьян Генри или трезв, никакое искусство хирурга не спасет от шрама на лице – первое, что люди будут теперь замечать. Вероятнее всего, это скажется на карьере Рейвена, но он просто не мог позволить себе думать еще и об этом. Единственное, что было важно в этот момент, – сохранять неподвижность. Но дело затрудняла то и дело пронзающая боль и предвкушение близкого знакомства с иголкой.

– Понимаю, это непросто, но я вынужден попросить тебя прекратить извиваться, а когда начну шить – то и не морщиться. Рана проходит вблизи от глаза, и если я наложу шов неверно, веко опустится и глаз закроется.

– Что ж, по крайней мере, у меня останется шанс преуспеть среди слепцов, – ответил Уилл.

– Почему? – осведомился было Генри; потом он вспомнил поговорку об одноглазом короле слепых. – Не торопи события.