Путь смертных - [51]

– Я конченый человек… Я должен сказать доктору Симпсону.

Джон схватил его за руку и зашептал прямо в ухо:

– Вы никому ничего не скажете. Я вас в это втянул. И я позабочусь о том, чтобы вас никто ни в чем не обвинил.

С этими словами он покинул дом, тихо прикрыв за собой дверь. Глядя ему вслед, Рейвен чувствовал огромную благодарность за то, чего никак не заслужил, но ни облегчения, ни спокойствия он не испытывал.

Глава 23

Уилл погрузился в глубокое отчаяние; он словно сидел в тюрьме, которую сам устроил, но хуже всего было то, что ему приходилось скрывать от всех вокруг терзавшую его боль. Рейвен был вынужден вести себя как ни в чем не бывало, а уйти и запереться в комнате не представлялось возможным, поскольку следующий день выдался до крайности насыщенным.

Утро началось с приема, как всегда, весьма хаотичного. Кабинет брали приступом невинные души, а врач постоянно испытывал потребность открыться им, что он – опасный мошенник, самозванец. Когда Уилл ставил диагноз, то нервничал и сомневался. Он совершенно лишился уверенности в себе. В результате – это уж точно – несколько пациентов ушли в сомнениях и, как следствие, не слишком склоняясь следовать его рекомендациям.

Рейвен подумал о гомеопатах и об их пациентах, которым становилось легче исключительно из-за того, что они верили в своих докторов. Если на свете существовал эффект противоположного свойства, то он, Уилл, мог быть его первооткрывателем.

Один случай, впрочем, не вызвал у него никаких сомнений, хотя его уверенность никак не повлияла на не слишком благополучный исход дела. Пациенткой была некая миссис Галлахер, которая пришла в приемную с жалобой на боли в животе. Рейвен пальпировал живот, не заметив никакой реакции, но стоило ему слегка надавить на ребра, как она вздрогнула от боли и отступила на шаг. Он почти сразу же понял, в чем дело, как понял и то, почему она с такой неохотой позволила ему поднять сорочку, чтобы взглянуть на ее бок.

– Мне необходимо проверить, нет ли у вас одной особенно заразной сыпи, – солгал он, чтобы ее уломать.

Синяк Уилл обнаружил именно там, где и ожидал, – крупный кровоподтек, но в таком месте, где его легко было скрыть под одеждой.

– Это сделал ваш муж, – сказал он.

У женщины сделался испуганный вид. Рейвену не стоило говорить это вслух.

– Я сама виновата. Сожгла сконы[36], а муки больше не было. У него был тяжелый день, а я так невнимательна…

– Где я могу поговорить с мистером Галлахером? – спросил Уилл, но она уже устремилась к выходу.

Ее поспешный уход навел врача на мысль, что он только ухудшил дело или, по крайней мере, напугал ее так, что она сбежала прежде, чем он успел хоть что-то для нее сделать.

Вслед за злосчастным утром последовала обычная череда лекций и визитов на дом. Его раны только разбередило то, что сегодня он в первый раз сопровождал Симпсона с визитом в один из богатых домов Нового города, где ему – вполне ожидаемо – пришлось давать пациентке эфир. Когда профессор дал указания, Рейвен в отчаянии огляделся, разыскивая взглядом одну из листовок преподобного Гриссома, но сегодня ему не везло.

У него так дрожали руки, когда он наливал на губку эфир, что Симпсон поинтересовался со смесью раздражения и тревоги, всё ли в порядке.

Последним испытанием стал ужин: Уиллу вновь пришлось прилагать все силы, чтобы скрыть свое состояние, боясь, как бы его снова не начали расспрашивать. Самое тяжелое в несчастии было то, что им нельзя было ни с кем поделиться.

Редко когда Рейвену доводилось чувствовать себя настолько одиноко, но, по крайней мере, его усилия увенчались успехом. В отличие от вчерашнего вечера, когда Мина постоянно обращалась к нему с озабоченными вопросами и предложениями порошков, ее внимание было поглощено чем-то другим. Ей не сиделось на месте, и она явно еле сдерживалась, поджидая удобного момента, чтобы рассказать о своих новостях.

Уилл заподозрил, что Симпсон проник в ее мысли: он читал молитву дольше обычного, точно задался целью вывести Гриндлей из себя.

В другой день Рейвен ощущал бы не меньшее нетерпение при виде поставленной перед ним тарелки, но сейчас есть ему совсем не хотелось.

Как и все, он преклонил голову; тарелка оказалась прямо у него перед глазами, и он не мог не заметить, что порция в этот раз побольше, чем у всех остальных. Он поднял взгляд и увидел, что Сара смотрит на него чуть ли не с сочувствием. Она не знала, что с ним произошло, но заметила, что ему плохо.

Он благодарно кивнул ей. Оставалось только надеяться, что девушка не поймет неправильно, если ему не удастся справиться с едой.

Когда с формальностями было наконец покончено, Мина, даже не приступив к еде, воскликнула:

– Сегодня я слышала ужасные новости. Совершенно ужасные и очень трагические!

Рейвен ощутил, как внутренности его обращаются в лед; он решил, что Гриндлей собирается рассказать о смерти Грейсби – прямо здесь, в присутствии Симпсона.

– Помните горничную Шилдрейков, ту, которая сбежала?

– Шилдрейков? – кислым тоном спросил Дункан, намекая, что он не участвовал в разговоре, на который ссылалась Мина.

– Мистер Шилдрейк – дантист, – ответила ему миссис Симпсон. – И очень успешный. Одна из его горничных недавно оставила дом без предупреждения.