Путь смертных - [38]

И почему она так его возненавидела? Он ведь ничего ей не сделал. Был, конечно, тот случай в клинике в его первый день, но она и до этого не скрывала своего презрительного отношения – почти с того самого момента, как Уилл вошел в дом…

Ему придется просто оставить все как есть. Еще в бытность у Хэрриота он понял: есть люди, которые тебя недолюбливают – инстинктивно, без всякой на то причины, как и ты их. В таких случаях, как показала практика, поделать ничего нельзя.

Сходная проблема возникла в его отношениях с Дунканом, хотя тут не было ничего инстинктивного либо иррационального. Рейвену казалось, что Джеймс воспринимал его как личное оскорбление, как бремя, повешенное на шею Симпсоном, а не как ценного помощника. И хотя Дункан с охотой сваливал на него любые неприятные или не требующие какой-либо квалификации задачи, он вел себя так, будто ему противно работать с Уиллом, пусть даже тому отведена роль чернорабочего. Рейвен подозревал: это потому, что Джеймс не желал делить с кем бы то ни было открытие, которое они надеялись совершить. Без сомнений, он обладал блестящим умом, но при этом обнаруживал полное отсутствие элементарной любезности, скромности или чувства юмора.

Экипаж лихо обогнул угол, и Уилла вжало в стенку – они на полной скорости свернули на Грейт-Джанкшн-стрит, в направлении порта. Профессор не сообщил, куда они так торопятся. Кто-то явился в дом, как это часто бывало, срочно требуя его присутствия. Рейвена всегда удивляло и восхищало, что человек подобного калибра всегда выезжал на подобные вызовы без какой-либо гарантии, что его ждет достойное вознаграждение, не говоря уж о гарантии, что случай стоит времени светила. Он подозревал, что профессору просто нравилось щекотать себе нервы, нравилось чувствовать, что он нужен всем. Да и кто бы от такого отказался?

Уилл вдруг понял, что уже некоторое время слышит гомон, который не могли заглушить даже пронзительные крики чаек. Звук нарастал: судя по всему, они приближались к его источнику. Он высунулся из окна и увидел толпу, собравшуюся на берегу Уотер-оф-Лит. Люди толпились настолько густо, что, споткнись кто из них, еще дюжина попадала бы в воду. Над головами качался лес мачт, будто корабли в гавани вытягивали шеи, тоже стараясь разглядеть, что там происходит.

Профессор тоже высунулся из окна экипажа, и в толпе поднялся крик:

– Это доктор Симпсон! Дорогу, дорогу!

Море людское расступилось, стоило ему выбраться из экипажа, и Рейвен последовал за ним, стараясь не наступать на пятки: отставать он не решался, боясь, что его затрут в толпе. В конце живого тоннеля стояли трое полицейских: двое – слева от весьма элегантно одетого господина, который, подумал Уилл, явно был здесь начальником. Это предположение подтвердилось, когда Симпсон приветствовал его:

– Мистер Маклеви, сэр. Чем я могу быть вам полезен?

Рейвен почувствовал, как у него что-то сжалось в груди, как бывало с ним в школе, когда в класс неожиданно заходил директор. Этот начальственный полицейский был не кто иной, как знаменитый Джеймс Маклеви. Уилл никогда не встречался с ним лично, но многое о нем слышал – разные вещи, в зависимости от того, на какой стороне Принсес-стрит это говорилось. Среди респектабельных жителей Нового города он слыл умелым и находчивым детективом, не знавшим себе равных в поисках краденого имущества, неутомимым преследователем преступников. Но в Старом городе его боялись из-за жестокости методов; он, конечно, славился тем, что всегда находил преступника, но ходили слухи, что отнюдь не всегда перед правосудием представал истинный виновник.

Сейчас, однако, Маклеви казался не таким уж и грозным; на лице было выражение сожаления и печали.

– Слишком поздно даже для ваших опытных рук, доктор Симпсон, – ответил он с акцентом, выдававшим в нем уроженца Северной Ирландии.

По знаку Маклеви двое других офицеров отступили в сторону, и Рейвен увидел распростертое на булыжниках тело, накрытое простыней, которая уже успела намокнуть от мороси.

– Кто-то утонул? – спросил Симпсон.

– Подозреваю, что да. Но думаю, что с ней могли случиться судороги, отчего она и свалилась в воду.

Маклеви откинул простыню, и Уилла пробрала дрожь, будто он погрузился в черные холодные воды, плескавшиеся у ног. Под простыней лежала молодая женщина с посиневшими губами и серой кожей. Она явно пробыла в воде – уже будучи мертвой – долгое время. Но Рейвена поразило не это, а искаженные черты лица и сведенное судорогой тело.

Он еле успел что-то разглядеть, как полицейский опустил простыню.

– Могу я взглянуть? – спросил Уилл.

Симпсон положил руку ему на плечо.

– Нет, нам надо спешить. Нас вызвали не сюда, и время дорого. Мы едем к другой юной леди, чью жизнь еще можно спасти.

***

Пациенткой оказалась жена моряка, которая рожала в то время, как муж ее отправился в плавание в Стромнесс. Выглядела она расстроенной и донельзя изможденной – словно ее выжали досуха, подумал Рейвен.

– У миссис Элфорд исключительно узкий таз, – сообщил им встревоженный джентльмен, который оказался ее семейным врачом – его звали мистер Ангус Фигг. Был он нервным седоусым старичком, относившимся к доктору Симпсону с большим почтением. Говорил тихо, отведя прибывших подальше от кровати. – Это привело к тому, что предыдущие роды длились четыре дня, щипцы оказались бесполезны, и плод пришлось извлекать по кускам. – Тут он покосился в сторону пациентки. – Ее предупредили, что вторая беременность будет большим риском. И я даже не был осведомлен о ее положении до сегодняшнего утра, когда роды шли уже полным ходом.