Путь на моря - [4]

Капитан руководствовался штурманским правилом: пишу то, что вижу, чего не вижу — не пишу. От этого его воспоминания еще страшнее.

Я помню Мурманск 1944 года. Бомбежки прекратились. Всюду можно было увидеть изможденных людей в ватниках. Они что-то прилаживали, убирали. Город являл собой нагромождение руин, среди которых высились белые обугленные остовы каменных домов. Но в сорок втором в этих домах еще жили люди. Более того, они работали, Мурманский порт действовал. Даже тогда, когда казалось, что это невозможно. Суда, набитые взрывчаткой, разгружались под бомбежкой! Так было с британским пароходом «Нью-Вестминстер Сити», так было с другими судами.

Во время разгрузки парохода «Моссовет» в результате прямого попадания авиабомбы в судно лебедчица Мария Ваганова была ранена в обе руки, но продолжала работать.

Английский журналист Дейв Марлоу писал: «Нужно быть русскими, чтобы оставаться здесь».

11 января 1942 года в Мурманск прибыл первый караван судов (конвой PQ-6), который доставил в порт двадцать пять тысяч тонн военных и продовольственных грузов. За этим караваном последовали другие.

Надо воздать должное иностранным морякам. Справедливо подметил писатель Борис Романов, в прошлом капитан дальнего плавания: «Моряки мурманских конвоев достойны всяческого уважения. Гораздо легче погибнуть за Родину, сражаясь на ее земле, чем отдать жизнь, помогая далекой — и для большинства из них — чужой стране. А ведь именно это они и делали, в этом была их война с фашизмом».

У искалеченных бомбежкой причалов стояли не только транспортные суда — неподалеку, в рыбном порту, разгружались траулеры и сейнеры.

Это было что-то фантастическое: в прибрежных водах Баренцева и Белого морей рыбаки Мурмана вели лов рыбы!

Такого не знала история. Как, впрочем, не знала она ни одного морского порта, который, находясь рядом с линией фронта, работал бесперебойно. Кроме одного. Мурманского.

А теперь о полуостровах. Среднем и Рыбачьем. Они находятся неподалеку от входа в Кольский залив, как бы прикрывая его с запада. А залив — это Мурманск, это базы Северного флота. Вот почему гитлеровцы придавали такое значение захвату полуостровов.

29 июня 1941 года противник начал наступление на мурманском направлении. Корпус состоял из тирольцев, привыкших к действиям в горной местности, специально обмундированных, вооруженных горной артиллерией. За их плечами был Нарвик, победный марш по Норвегии… Однако хваленая германская военная машина стала пробуксовывать уже на первых километрах. Бойцы 14-й армии и моряки Северного флота стояли насмерть! Только в полосе 95-го полка, где противник имел пятикратное преимущество, егерям удалось выйти к перешейку полуострова Средний. 4 июля, перешагивая через трупы своих же солдат, гитлеровцы форсировали водный рубеж на пути к Мурманску — реку Западная Лица. Яростной контратакой они были отброшены на противоположный берег. И снова форсировали. И снова были отброшены назад! Долину возле реки вскоре окрестили Долиной смерти. Ее каменная земля пропиталась кровью не в переносном — в буквальном смысле слова.

В августе наступление захлебнулось, немцы вышли на южное побережье Мотовского залива, отрезали Средний и Рыбачий от Большой земли, однако дальше продвинуться не смогли. За черной стеною хребта Муста-Тунтури, пересекавшего перешеек, оставались гарнизоны. Надо было доставлять им боеприпасы, продовольствие, вывозить больных и раненых. Путь к осажденным полуостровам пролегал через Мотовский залив. На одном его берегу были немцы, на другом — наши. В воздухе висела авиация, каждый квадратный метр простреливался артиллерией. Это и была мышеловка, о которой шептала Тоська на причале.

Вере Корольковой предстояло до конца изведать, что это такое.

Зверобойный бот — суденышко небольшое, длина тридцать метров, ширина пять, парадный ход семь узлов, на такой скорости не убежишь… Бот был построен давным-давно в Норвегии, в уютной каюте неведомо как сохранился фарфоровый умывальник. Вера открыла кран — и изумилась. Горячая вода! Да о такой жизни только мечтать можно, И что это Тоська так убивается?

Кроме экипажа на судне были еще пять санитаров, люди в возрасте, из нестроевиков. Находились в подчинении Корольковой. И вообще она была начальником. Командир (фамилия у него была диковинная: Туркот) так ей и сказал: «Подойдем к берегу, ты сама командуй. А уж на переходе живыми остаться — моя забота». Туркот всю жизнь промышлял морского зверя, и от его крепко сбитой фигуры, с неизменной трубкой в зубах, исходило ощущение покоя и надежности.

Почти во всю длину бота, он же МСО-3, шел кубрик с трехъярусными койками на сто двадцать человек, по бортам и посредине. Только успела Вера осмотреться, принять от снабженцев медикаменты, как поступила команда идти на Рыбачий.

Уже за Кильдином в рассветных сумерках появился самолет. Выскочил из-за солнца жужжащий треугольник на фоне багрового диска, прошил стылую воду пулеметными трассами.

«Право руля!», «Стоп!», «Лево руля!» Туркот снял каску, провел рукой по лбу. «Вроде пронесло…» Вера глянула под ноги. На деревянной палубе, рядом с ней, белела щепа от пулевых оспин. Возьми летчик чуть правее… Ее передернуло от этой мысли.