Путь на Индигирку - [66]
Часть третья
I
По безлюдной улице многострадального, охваченного эпидемией Абыя среди плоскокрыших юрт мы промчались на полном ходу. Расспрашивать о дороге было не у кого и незачем. Данилов знал, как надо ехать к Аркале. Объяснял он мне по-своему, долго, я понял, что общее направление на юго-запад.
За Абыем потянулись туманившиеся в сумерках озера, перелески, болота с одинокими остро обрубленными деревцами, на которые были насажены побуревшие болотные кочки — указатели пути. Солнце давно уже закатилось, горизонт тлел зловещем заревом, мороз крепчал. И — о чудо! — собачки наши бежали дружной ходкой рысью, не сбавляя скорости ни на минуту, казалось, позабыв о недавних своих проделках, охваченные одним общим порывом: добраться к жилью, куда стремятся люди, где дадут поесть и где за ночь можно отдохнуть. Что еще могло заставлять их гнать и гнать? Я прятал подбородок в обындевевшем вороте мехового комбинезона, старался почаще переступать с лыжи на лыжу, чтобы облегчить собакам их работу и самому согреться, прогнать колющий спину холодок. Скорее, скорее! Пусть холодно, пусть темно и поверхность снега едва различима, надо ехать, пока бегут собаки. Да и где мы можем остановиться на ночь в тайге? Надо доехать до ближайшей охотничьей юрты, когда бы она ни встретилась: ночью, утром, днем…
Упряжка помчалась с утроенной скоростью, и я, мгновенно освободившись от своих мыслей о дороге и нашей доле, выгибался и дергался то назад, то вперед, стремясь устоять на лыжах. Собаки вынесли нас на сумеречно-лиловое озеро с красно-бурой зарей у горизонта.
Раздали псам куски смерзшейся рыбы и вошли в юрту. Хозяева, поняв, что происходит около их жилья, ждали нас, на мороз им, видно, выходить не хотелось. На поду камелька под дымовым отверстием в плоской кровле горели только что брошенные в угли поленья, дерево едва занялось пламенем, старик якут подвешивал на цепь каган с оленьим мясом.
Желтое пламя горящих поленьев освещало юрту неверными бликами. Размаривающее первобытное тепло, источаемое поседевшими от пепла углями, клонило ко сну. И было безразлично, когда кончится наша дорога и кончится ли вообще, и какие люди рядом, и что делается в замороженной бескрайней пустыне… Спать, спать, спать…
Я очнулся от вопроса хозяина:
— Какой твоя работа?
Он сидел около меня на «завалинке» и осторожно трогал за плечо. Проклиная любопытство старика, борясь со сном, я стал объяснять, что мы едем проведать геологов, не больны ли?
— О, геолог! — воскликнул якут и весь преобразился, морщинки у его глаз словно засветились, он нагнулся, заглядывая мне в лицо. — Геолог нашел уголь-камень, — быстро заговорил он. — Дорога Аркала построят, совсем другой жизнь начнется. Ты начальник?
— Нет, — сказал я, — так просто…
— Так просто не бывает. Доктор ты?
— Нет. Политотдел, газета, — невольно копируя неправильную речь старика, сказал я.
— Так, — с удовлетворением кивая, сказал старик. — Эта газета? — старик протянул мне листок нашего «Индигирского водника». — Хороший самокрутка получается, — простодушно сказал он. — Сын, однако, делает самокрутка, на охота пошел. Я трубка курю… Ой, уголь-камень нашел геолог, ой, дорога у нас построят…
— Откуда ты знаешь, что нашел геолог? — спросил я. — Был у геолога?
— Нет, не был, далеко геолог. Сын твоя газета читал. Газета нам сказал…
Ничего подобного в нашей газете написано не было. В одной из статей Рябова просто рассказывалось о задачах геологического отряда, о том, что геологи ищут уголь и, может быть, когда-нибудь найдут его. Я так устал, что у меня не было никакого желания объяснять старику его ошибку. Запах сварившейся оленины погрузил меня в состояние полного отупения. Только утром тепло юрты уже не казалось первобытным, дальнейший путь не представлялся пустынно-бесконечным. Все вокруг — и юрта, и старик, и тайга — наполнилось каким-то сокровенным смыслом. Вот и сюда дошла наша газета и породила современную легенду…
Перед отъездом я поставил на низенький стол банку со сгущенкой, буханку хлеба, пачку какао.
— Зачем? — спросил старик. — В дорога продукта нужна.
— Тебе тоже нужна, — сказал я, — спасибо за угощенье, за ночлег. Спасибо, что газету читаешь.
— Человек без тайга нельзя. Человек без газета нельзя… — с такою искренней простотой сказал старик, что заподозрить его в лести было совершенно невозможно.
Я вышел из юрты сам не свой от охвативших меня чувств. Нужна наша газета, ох, как нужна. Повскакавшие со снега при моем появлении псы разом вернули меня к прозе жизни. На всякий случай я погрозил им кулаком в меховой рукавице. Они восприняли мой жест как недостойную шутку и принялись подвывать, выгибать спины и протяжно во всю пасть зевать, всем своим видом показывая, что им наскучило безделье. Пламенеющее небо подкрашивало сугробы кармином, солнце готово было выкатиться в тайгу.
Мы накрепко привязали к нартам наши вещи и мешок с мороженой рыбой. Я схватился за веревочную петлю, Данилов раскачал нарты, облегчая собакам первый рывок, и наш поезд помчался в синеющую даль озера. Скорей, скорей, скорей!..
К середине дня, когда сугробы в тальниковых кустах загорелись, как зеркала прожекторов, вдали показались горы. Затуманенные их грани едва возвышались над лиловой полоской тайги, тянувшейся по другому берегу озера. Горы были так далеки, что их можно было принять за серебристую нить облаков, за мираж, полоску тумана. Но все-таки это были горы, и едва я увидел их, все вокруг преобразилось. Я ощутил, как огромна равнина с озерами, по которой мы мчимся второй день. Огромна, но не бесконечна, ограниченная серебристыми горами… И как долго нам надо еще ехать. Долго, но вот же виден конец пути…
