Путь на Индигирку - [64]

Предложение Данилова было таким неожиданным, что я не сразу нашелся, что ответить.

— Гринь собирался ехать… — начал было я и осекся, поняв, что не то говорю. Коноваленко зря не посоветует.

— Гринь сказал, чтобы ты меня взял каюром, я с ним сейчас говорил, — сказал Данилов, глядя на меня спокойно и доверчиво.

— Хорошо, — решительно сказал я, — едем. Поговорю с Кирющенко, чтобы тебя отпустили, Гринь в затоне нужнее. Помоги мне собак на ночь сюда перевести, вернее будет, как бы опять не своровали. Завтра с утра тронемся.

— С псами спать будешь? — недоверчиво спросил Данилов.

— Что сделаешь!.. — развел я руками.

XVIII

Через час «операция» была закончена. В тепле собак разморило, они попадали на фанерный пол, высунули языки, часто-часто задышали. Пол моей комнатки покрыл роскошный, разномастный ковер. Я сунул в печку кругляки и довольный своей предусмотрительностью улегся спать.

Проснулся я посреди ночи от ужасающей духоты и вони. Вскочил и, спасая свою жизнь, кинулся по собачьим телам к дверце в коридор. Вой, визг, стоны, рычание наполнили палатку. В комнатке началась всеобщая свалка, псы со сна вообразили, что кто-то нападает на них, и теперь беспощадно грызлись друг с другом. В коридор выскакивали жильцы соседних комнаток в кальсонах и трусах, чиркали спичками и кидались ко мне. Кто-то спрашивал, что случилось, кто-то тащил двустволку, ведро с водой, полено.

— Не надо, — сказал я, перекрикивая вопли и рыдания псов. — Просто сейчас зажгу спичку, и тогда они опомнятся.

— Как же ты войдешь к ним? — воскликнул Пасечник. — Они тебя растерзают. Ну-ка, дай сюда, — он взял у кого-то двустволку и нацелился в звездную дыру в матерчатом потолке. Выстрел грянул у меня над ухом. В палатке разом наступила давящая тишина: молчали перепуганные псы, молчали оглушенные люди.

— Давай, входи, — сказал мне Пасечник, протягивая ружье его владельцу. — Да скорей же, пока они не опомнились… На тебе зажигалку… Ты что, сам испугался, что ли? Лица на тебе нет.

Он рванул дверцу в мою комнатку и чиркнул колесико зажигалки. Робкий огонек осветил комнату и сгрудившихся у матерчатой стенки псов. Клыки их были беззвучно ощерены, глаза горели зеленым фосфоресцирующим пламенем.

— Вы что, очумели? — спросил Пасечник таким тоном, словно усовещивал людей. — Что вы творите, обормоты проклятые? Ночь на дворе, люди спят, а вы тут развоевались. Скоты!

Хищный огонь в глазах псов померк, хвосты дружелюбно завиляли, клыки исчезли.

Вдруг Пасечник зажал нос, выскочил в коридор и захлопнул дверцу.

— Вот и я там чуть не задохся, — извиняющимся тоном сказал я. — Понимаешь, вышел в коридор немного подышать…

— А они почему перегрызлись? — спросил Пасечник.

Кто-то не без ехидства заметил:

— Обиделись, должно…

Мои соседи принялись хохотать, дрожа от холода и пританцовывая на полу. Псы почувствовали, что опасности нет, и в ответ радостно залаяли.

— Забирай постель, иди к нам, — сказал Пасечник, — есть свободный топчан. Вдохни поглубже и врывайся к ним…

Остаток ночи я провел в тепле и покое.

Утром отвел собак в палатку на конбазу, с меня было вполне достаточно одной кошмарной ночи. Договорился с Кирющенко о том что каюром у меня будет Данилов, приготовил к отъезду лыжи, одежду, сходил в магазин, запасся едой.

Сразу после работы еще раз отправился в юрту за протокой. Там был один Федор. Он сидел за столом перед керосиновой лампой с острым языком копоти на стекле. Пустыми глазами смотрел на меня.

— Чего ты влез? — спросил он. — Ну, чего? — сказал он громче и распрямил плечи. — Мало тебе было один раз: из-за тебя все мы перегрызлись…

— Насчет собак… — неуклюже вымолвил я, сразу растеряв заранее приготовленные слова.

— Тебе же выдали собак, так чего ты опять?

— Когда вернусь от геологов, забирайте упряжку, корму достану… — постарался я побыстрее выложить свою идею.

— Чего ты добрый такой? — насмешливо воскликнул Федор. — Чтоб совесть тебя не мучила, так, что ли? Может, за себя испугался? Надо будет, я собак возьму сам, у тебя не спрошусь.

— Неужели так трудно подождать? — спросил я, сдерживая себя.

— Не буду ждать, — сказал Федор. — Привязался!..

— Почему ты хочешь отсюда уехать? — решившись, спросил я.

Федор вдруг крикнул:

— Да уйди ты, слышь, не доводи… — Он хотел ударить меня, но как-то обмяк. — Прогнала меня Наталья… — заговорил он устало и безразлично. — Когда увидишь, скажи, что одна она у меня была на всем свете. Никого больше нету, ни единой души…

— За что она?.. — спросил я. — Может, помиритесь.

Федор тяжко вздохнул и уставился на меня горячечным взглядом.

— Не суйся в те дела! — сказал он с угрозой. — Не твоего ума… Скорый какой нашелся. Уйди отсель, а то я, знаешь, напоследок…

Как я вышел из юрты, как перебрался через протоку, не помню. Прошел в свою палатку, прилег на койку, не раздеваясь, так же, наверное, и заснул бы, если бы не услышал, что кто-то царапается в фанерную дверцу комнатки. Встал, включил электрическую лампочку, открыл дверцу. В коридоре стояла Наталья, в лице — ни кровинки. Вошла, остановилась у двери.

— Куда он едет, что будет делать?.. — негромко сказала она.

— Я был у него, он не хочет оставаться, — сказал я.