Путь на Индигирку - [44]

— Пожалуй, мне сейчас нельзя… — робко сказал я, испытывая невольную признательность, ведь помнит он…

— Ладно, в другой раз. Бывайте! — энергично сказал Васильев.

Он сел в нарты, каюр повел диковато сторонящихся оленей, придерживая их за ремешок, накинутый на шею одного из них. Я смотрел вслед нартам и какое-то странное неприятное чувство стало все более охватывать меня. Олени, нарты, седок в рыжей кухлянке скрылись среди деревьев, подступивших к самому поселку, а я все стоял и смотрел на оставшийся на снегу узкий след от нарт. Почему Васильев неожиданно взял меня под защиту на заседании партбюро и просил Кирющенко отпустить с ним к геологам? Искал во мне союзника или просто так, от душевной широты? Очень было важно для меня решить этот вопрос. Но решить его я не мог.

Лишь постепенно неприятный осадок в душе, как часто бывает, растворился от новых забот. В редакцию пришла Наталья, чего я никак не ждал, и сказала, что врач разрешил посещение Андрея. Зимой она работала медицинской сестрой в больнице. Мы с Рябовым принялись расспрашивать ее, как чувствует себя Андрей. Она сказала, что тяжелое состояние его объяснялось большой потерей крови, сама же рана, по определению нашего доктора, была нанесена неопытной рукой, оказалась не очень опасной.

В тот же день я собрался к Андрею. По пути мне повстречался Гринь.

— Извиняюсь, вы в больницу? — почему-то обрадовался он. — Только что радистка мораль мне читала, дров не подвезли. Данилов второй день на работу не выходит. Она слушать ничего не хочет. Сейчас сам привезу, последние, какие остались. Еще скажет, что мало. Посидите у Андрея, вместе с вами от нее отбиваться сподручнее…

Больничка стояла на краю поселка. Стены небольшого плоскокрышего сруба с наступлением холодов для утепления были заляпаны мокрым, тотчас смерзавшимся на бревнах в ледяные лепешки снегом. У крыльца сугробы были расчищены, около двери лежал половичок с втертой в него подошвами валенок снежной пудрой, к заледеневшей стене прислонен веник из тальниковых прутьев — обметать ноги. Замершая, усыпанная снегом тайга стояла совсем рядом. Хорошо тут было, покойно, светло от близких среди деревьев снежных завалов, подкрашенных зарей. В прихожей встретила меня Наталья в белом халатике, спускавшемся ниже колен, статная, какая-то успокоенная. Темные глаза ее были прозрачны и… удивительно светлы. Никогда бы не поверил, что бездонно-черные глаза могут стать светлыми, как пронизанные солнцем до дна озера.

— Ему сейчас лучше, — торопливо заговорила она. — Так было страшно… — она внезапно оборвала сама себя. — Проходи, только разденься.

Через дверь я увидел в палате с выскобленными желтоватыми бревенчатыми стенами Данилова, он сидел у кровати. Жесткие его волосы были причесаны, под пиджаком топорщилась свежая рубаха, руки покойно лежали на коленях. Я вошел в палату и только тогда увидел Андрея. Он лежал похудевший, с темными глазницами и обескровленными губами. Слабо пожал мне руку. Данилов, едва увидел меня, полоснул по мне взглядом и застыл в напряженной позе. Наталья тронула его плечо.

— Подвинься, Коля, — мягко сказала она.

Легкое прикосновение девушки словно обожгло парня, он отпрянул.

— Мешаю, да? — спросил он.

— Нет, — сказала Наталья, опять коснувшись его плеча.

Он подвинул свою табуретку. Наталья принесла вторую для меня. Я опустился рядом с Даниловым и уставился в пол. Он искоса глянул на меня. Наталья оперлась локтем о высокую спинку кровати.

— Что вы замолчали? — оглядывая нас, спросил Андрей.

— Я пойду… — сказал Данилов и почему-то взглянул на Наталью.

— Да куда ты? — удивилась она. — Только что пришел.

Пробыли мы у Андрея с полчаса. Разговор не получался, то я молчал, то Данилов не произносил ни слова. Андрею разговаривать было трудно из-за раны. Неожиданно мы с Даниловым поднялись почти одновременно, с досадой посмотрели друг на друга. Делать было уже нечего, пришлось вместе и уходить.

Снаружи послышался скрип снега под полозьями саней, звонко запели сваливаемые у дома сухие лиственничные поленья. Мы вышли на крыльцо. Гринь самолично сгружал с саней колотые дрова. Вслед за нами выскочила Наталья в накинутой на плечи оленьей шубке.

— Гринь, вы молодец! — воскликнула она.

Гринь подмигнул мне и заулыбался в рыжие усы. Мы с Даниловым принялись перетаскивать поленья в прихожую. Уложили в углу аккуратной горкой, распростились с Натальей и вышли на крыльцо к Гриню. Постояли, глядя себе под ноги. Данилов поднял на меня глаза.

— Возьмешь в драмкружок? — неожиданно спросил он.

— Приходи, — машинально ответил я, никак не ожидая этих слов.

Буду за Андрея слова говорить. Андрей нельзя, я буду. Дай, что нада говорить.

— Будешь исполнять роль Андрея? — воскликнул я, еще более удивляясь: Данилов всегда отказывался что-либо делать в драмкружке. — А ты сможешь выучить слова?

— Два мешка таскал — не падал. Слова таскать легко. Давай!

— Хорошо, дадим тебе роль Андрея. Приходи на репетицию.

— Ладна, приду. — Он взял из рук Гриня вожжи.

— Надо, Коля, на делянку в лес съездить, — сказал Гринь.

— Ладно, съезжу тайга… — покладисто сказал Данилов и, присев на край саней, дернул вожжи.