Путь на Индигирку - [43]
Вечером я пришел в кабинет Кирющенко и не без волнения устроился на неуклюжем стуле затонского изготовления у бревенчатой стены. Кроме начальника политотдела, здесь были Стариков, Рябов, механик Жданов, черноусый невысокий человек, у которого только что в камбузе «Индигирки» я взял заметку. Позднее всех пришел Васильев, присел сбоку от Кирющенко, закинув нога на ногу и опершись локтем о край стола. Лицо его выглядело усталым, припухли складки у губ, лишь в глазах теплились прежние живые огоньки. Он хмурился и молчал. Мне показалось, что он ждет каких-то неприятностей.
Моя информация о работе комсомольской организации была короткой: рассказал о постах «легкой кавалерии» на складе и в мастерской, сказал, что ремонт судов отстает от графика, упомянул о драмкружке.
Васильев подтвердил:
— Читал акт «легкой кавалерии», заставлю навести порядок. Стариков похвалил за рейды. Совсем коротко сказал Жданов: «Надеемся мы на наш комсомол…» Кирющенко слушал, едва приметно усмехался чему-то и тоже похвалил: правильное начало. Но затем, не щадя моего самолюбия, принялся стыдить за вчерашнюю историю.
Васильев неожиданно прервал его:
— По молодости чего не бывает… Вы бы о себе, о своей работе, а вернее, об отсутствии работы с людьми сказали, что же отыгрываться на нем, — он кивнул в мою сторону. — Пьянство в поселке, один Коноваленко чего стоит. Поножовщина! Вот ведь до чего докатились!
Кирющенко вздохнул и простецки сказал:
— С людьми недостаточно работаем…
И это его нежелание спорить с Васильевым, защищаться от несправедливого упрека было сильнее, мужественнее самых яростных протестов и оправданий.
— Сгущать краски не стоит, — наливаясь кирпично-бурым румянцем, глядя на Васильева, угрюмо проговорил Стариков.
— А я объективно… — круто замешанным на хрипотце голосом сказал Васильев. — Я факты привожу.
— Не будем спорить, — сказал Рябов, — поговорим и о наших недостатках, к этому нас обязывают решения партконференции. Тем более что вторым вопросом мы слушаем о поведении коммуниста Васильева во время прошедшей навигации.
Рябов повернулся к начальнику пароходства и спокойно выдержал его горячий взгляд. Тот хотел было ответить, но лишь крутнул головой и усмехнулся. Едва собрался сказать что-то Кирющенко, как Васильев перебил:
— Да, Александр Семенович, теперь, после решений конференции, тебе хлопот прибавится. Вот секретарь комсомола, — он взглянул на меня, — докладывал, что с ремонтом судов мы отставать стали. Взялся бы ты за коммунистов — механиков и слесарей. Социалистическое соревнование — твоя работа, вмешиваться не хочу.
— Правильно, товарищ Васильев, — Кирющенко кивнул, — надо с коммунистами поговорить, посоветоваться. Они и нам с тобой могут кое-что подсказать, и спросить и с меня, и с тебя. Общими силами порядок наведем и на складах, и в мастерской, решения партконференции для нас закон. С учетом материальных ценностей тоже надо разобраться, того гляди, ревизор прилетит, поможет нам. — Кирющенко нахмурился, опустил глаза и добавил: — Где-то из-за пурги самолет с ревизором присох…
VII
Наступило настороженное молчание, видимо, никто не ждал, что ревизор уже находится на пути в затон.
— Есть радиограмма? — встрепенулся Васильев.
— Есть. — Кирющенко кивнул. — Синоптики обещают дня через три летную погоду.
— Нда-а… — протянул Васильев. — Ну, меня-то не будет, ревизора ждать не могу, надо к геологам ехать, а то вот так же пурга закрутит, как там, и не выберешься.
— Не рекомендовал бы тебе уезжать, — сухо сказал Кирющенко.
— Ревизора не я, а ты вызвал, — сказал Васильев. — Ты с ним и разбирайся.
— Не в ревизоре дело. Баржа в главном русле стоит, покою никому не дает. Ночью опять наледная вода залила часть канавы, по которой баржу в протоку будем заводить, у ребят руки опускаются. Как бы не подмыло баржу, упадет с «костров», поломается…
— Ты, Александр Семенович, соревнование организуй, комсомол мобилизуй, — а уж с баржей я как-нибудь сам управлюсь. План грузоперевозок в прошедшую навигацию мы по тонно-километрам перевыполнили… — сказав это, Васильев повернулся к Рябову и, все больше и больше наливаясь крутым румянцем, в упор посмотрел на него. — Командовать начальником пароходства никто не позволит, об этом в решениях партконференции не сказано.
— Я не командую, а рекомендую, — сказал Кирющенко официальным тоном.
— Давайте закончим с первым вопросом, — настойчиво сказал Рябов. — Предлагаю принять к сведению информацию секретаря комсомола, а выводы из справедливой критики, я уверен, он сумеет сделать.
— Других предложений нет? — спросил Кирющенко.
Голосование было единодушным. Второй вопрос должен был слушаться на закрытом заседании партбюро, меня отпустили.
А на другой день я увидел около конторы оленью упряжку и якута-каюра в дошке из оленьих шкур шерстью наружу. По ступенькам конторы сошел Васильев в рыжей гриневской кухлянке.
— Надо геологов проведать, — сказал начальник пароходства, когда я подошел к крыльцу. — Свежим воздухом подышу, — продолжал он со значением. — Припугнуть меня вчера хотели. Орешек крепким оказался. Вечером связался с Москвой, поддержали меня, считают поездку к геологам необходимой. Вот так! — Он усмехнулся и другим тоном сказал: — Хотел вас прихватить, помню ваше желание у геологов побывать, да Кирющенко уперся.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.
Известный роман выдающегося советского писателя Героя Социалистического Труда Леонида Максимовича Леонова «Скутаревский» проникнут драматизмом классовых столкновений, происходивших в нашей стране в конце 20-х — начале 30-х годов. Основа сюжета — идейное размежевание в среде старых ученых. Главный герой романа — профессор Скутаревский, энтузиаст науки, — ценой нелегких испытаний и личных потерь с честью выходит из сложного социально-психологического конфликта.
Герой повести Алмаз Шагидуллин приезжает из деревни на гигантскую стройку Каваз. О верности делу, которому отдают все силы Шагидуллин и его товарищи, о вхождении молодого человека в самостоятельную жизнь — вот о чем повествует в своем новом произведении красноярский поэт и прозаик Роман Солнцев.
Владимир Поляков — известный автор сатирических комедий, комедийных фильмов и пьес для театров, автор многих спектаклей Театра миниатюр под руководством Аркадия Райкина. Им написано множество юмористических и сатирических рассказов и фельетонов, вышедших в его книгах «День открытых сердец», «Я иду на свидание», «Семь этажей без лифта» и др. Для его рассказов характерно сочетание юмора, сатиры и лирики.Новая книга «Моя сто девяностая школа» не совсем обычна для Полякова: в ней лирико-юмористические рассказы переплетаются с воспоминаниями детства, героями рассказов являются его товарищи по школьной скамье, а местом действия — сто девяностая школа, ныне сорок седьмая школа Ленинграда.Книга изобилует веселыми ситуациями, достоверными приметами быстротекущего, изменчивого времени.