* * *
Отомкнув замок, Хассрат стремительно шагнул в камеру и лёгким ударом в шею отправил узника в бессознательное состояние. Неизвестно, когда это мясо потребуется хозяину — завтра или через месяц — а значит, оно должно дожить до того момента, а не подохнуть от раны. Тем более — от такой пустяковой.
«Мясо! — воин усмехнулся про себя. — А кем ещё вас считать, твари? Кем считать тех, кто, убивая, подделывается под диких зверей? Или под нежить? Ведь не просто так вы таскали с собой эти когтистые перчатки, совершенно не пригодные для боя? — занятый такими мыслями, Хассрат вспорол штанину на покалеченной ноге пленного, убедился, что перелом закрытый, и принялся плотно приматывать повреждённую конечность к обломку какой-то палки, отысканной в кладовой. Правильно или неправильно срастутся кости, его не волновало. Хватало и других забот: — В вещах порядок навести надо. Хозяину, конечно, плевать на это. Но он ещё, если Нисси права, молодой. А когда повзрослеет… Интересно, а может мёртвый повзрослеть?»
С той стороны прохода за действиями невольного лекаря следили внимательные глаза. Проявляемая тюремщиком забота, пусть даже такая слабая, позволяла тайному служителю Справедливого надеяться на то, что мерзкий колдун заинтересуется пленниками. И тогда можно будет попробовать выбраться. Например, выторговав свободу в обмен на сведения, кем на самом деле являются те, кто служит последователю Неправедного. Вот только как быть с заданием? Захочет ли чернокнижник отдать ребёнка? Хотя… Соврать, что малыш — вполне обычный? Мол, похищен злобными перевёртышами у законных родителей и… А если не поверит? В любом случае, попытаться следовало. Поэтому, дождавшись, когда оборотень закончит перевязку, сиделец позвал:
— Слышь, нелюдь, скажи своему хозяину, дело есть. Важное.
Закрыв камеру, Хассрат отнёс ключ на положенное ему место, снял с крючка на специальной доске другой и только потом ответил:
— Хозяин занят.
— Но ты всё равно скажи! — не унимался бандит. — Ему интересно будет!
Воин кивнул: он скажет. Обязательно. Таков его долг. А кроме того, ему очень хочется посмотреть, как вытянется физиономия ублюдка при виде мертвеца. Если, конечно, господин соизволит тратить время на разговоры с мясом.
* * *
— С-солос-сис-стый…
— Стоп! Хасси, ты опять присвистываешь! — Гримгард уже целый час бился над исправлением произношения у Хассрата. Тот честно старался, однако дела от этого старания шли только хуже. Что интересно, стоило чужаку ослабить контроль, и речь становилась чище и разборчивее. Что намного интереснее — изначально она была ещё чище. До тех пор, пока учитель, обрадованный успехами ученика, не решил избавиться от мелких недостатков. Увы, привело это лишь к подтверждению древней мудрости: лучшее — враг хорошего[1].
Впрочем, сами участники процесса этого печального обстоятельства не замечали, свидетели же не вмешивались. Ниссрита, пару раз выносившая мужчинам кружки с ягодным отваром,
посчитала бестактным делать замечание тому, кто стремился помочь от чистого сердца, Гельд же был занят. Хозяин башни уже во второй раз пытался решить простую, но в то же время неразрешимую задачу: следует ли подождать опустошения всех накопителей или заполнить выпитые прямо сейчас? Проблема состояла в том, что ни один из вариантов не имел ни явных плюсов, ни столь же явных минусов. И это ставило мертвеца в тупик: как можно выбирать между двумя совершенно одинаковыми вещами? Возможно, вспомни Гельд о необходимости тратить на пленников пищу, решил бы немного сэкономить, но он не вспомнил. И потому в очередной раз отложил этот вопрос до времени, когда станет сильнее…
* * *
Невысокий толстячок в простой серой рясе медленно прохаживался по крытой галерее, то и дело бросая задумчивые взгляды вниз, на послушников, наводивших порядок во внутреннем дворе. Мальчишки — самому старшему не было и четырнадцати — мели выложенные крупным камнем дорожки, старательно выщипывали редкие травинки, под присмотром наставников поливали и пропалывали высаженные в огромных клумбах целебные растения. Жизнь кипела и с другой стороны стены, на монастырских огородах, тоже видимых с галереи, однако там работали старшие, и с самого начала своей прогулки толстячок ни разу туда не посмотрел.
Наконец на верхушке восточной башни дважды ударили в бронзовое било, и жрец, тяжело вздохнув, всё так же неторопливо отправился в трапезную, располагавшуюся на первом этаже главного здания. Однако стоило ему только сойти с последней ступеньки лестницы, как из тени выступила фигура в точно такой же рясе:
— Да пребудет с вами милость Справедливого, брат Римзо.
При звуке этого голоса толстячок скривился как от чего-то кислого, но всё же ответил не останавливаясь и не поворачивая головы:
— И с вами, брат Зехван, и с вами. Прошу меня извинить, у нас сейчас завтрак. Не хочу задерживать братию, — пояснил он.
— Не беспокойтесь, брат Римзо, — отозвался Зехван, приноравливаясь к шагам собеседника, — я всё понимаю: распорядок есть распорядок. Как ваши воспитанники?
— А как мой заказ? — толстячок наконец-то соизволил развернуться к собеседнику.
