Путь к вершинам, или Джулиус - [56]

Джулиус и Рейчел поженились четырнадцатого сентября тысяча восемьсот девяносто четвертого года.

Церемония бракосочетания прошла в большой синагоге на Грейт-Портленд-стрит, а свадебный прием – в особняке на Портленд-плейс. Уолтер Дрейфус был известным человеком с обширным кругом друзей, а посему свадьба его дочери считалась важным событием в светской жизни Лондона.

О женихе, Джулиусе Леви, было мало что известно. Родом вроде бы из Франции, весьма загадочен, денег куры не клюют, а еще необычайно амбициозен, и у него блестящее будущее, так что все сошлись во мнении, что Рейчел Дрейфус сделала хорошую партию.

Ее семейство было довольно, а Уолтер Дрейфус испытывал тайное облегчение оттого, что его дочь теперь хорошо обеспечена, так как самого его в последнее время изрядно беспокоило собственное финансовое положение. Конечно, зять ему достался несколько необычный, зато он богат и позаботится о Рейчел, а это самое главное.

Рейчел же была уверена, что, став женой Джулиуса, она сможет обуздать его нрав и изменить к лучшему.

«Ему нужна моя забота – он такой забавный и ведет себя во многом как иностранец», – говорила она самой себе, уже чувствуя себя умудренной жизнью, опытной женщиной, – ведь он же ее поцеловал.

Сама свадьба ее разочаровала, но она предпочла бы лучше умереть, чем признаться в этом самой себе. Когда она выходила из синагоги и садилась в экипаж, пошел дождь и испортил ее платье, а от свадебного приема отдавало какой-то фальшивой роскошью.

Отец, казалось, скрывал печаль за улыбкой, а Джулиусу так не терпелось поскорее покончить со всем этим и сбежать, что едва она покрасовалась перед подругами и разрезала свадебный торт, как он уже начал показывать ей знаками, что пора подняться наверх и переодеться.

«Не позволю себя торопить», – сказала она себе, запершись в спальне с маменькой и тетушкой и наряжаясь с особым тщанием.

Когда она спустилась вниз, такая статная, в новых мехах и большой шляпе, чувствующая себя степенной замужней дамой, оказалось, что почти все гости разъехались, и ее встречает только разгоряченный и шумный Джулиус в компании каких-то дружков-коммерсантов, и все они уже выпили изрядное количество шампанского.

– Enfin![40] – вскричал Джулиус. – Мы уж думали, ты спать улеглась.

За его словами последовал взрыв хохота. Как стыдно, как ужасно! Один из его подвыпивших друзей – самый неприятный тип еврея: вульгарный и грузный – фальцетом затянул популярную песенку, а следом Джулиус произнес какую-то скабрезность на французском.

На помощь ей пришел Руперт Хартман, дорогой Руперт Хартман – он увел ее от этого шумного сборища, проводил в экипаж и усадил рядом с ней Джулиуса, стыдя его за такое поведение и напоминая, чтобы не забыл взять билеты.

Всю дорогу до вокзала Джулиус распевал легкомысленные французские песенки – хорошо, что извозчик не понимал ни слова. Когда они прибыли на Ливерпуль-стрит[41], он дал извозчику слишком щедрые чаевые и, подмигнув, непонятно зачем сообщил ему:

– Мы только что поженились.

К счастью, весь вагон был в их распоряжении до самого Гарвича[42] – медовый месяц они собирались провести в Германии за осмотром замков долины Рейна (выбирала Рейчел), но Джулиус испортил новобрачной всю прелесть и романтику момента тем, что захотел опустить занавески и заняться с ней любовью, как только поезд отошел от станции. Что могло быть унизительнее? Рейчел едва не плакала. После этого неловкого и нелепого действа ей хотелось, чтобы ее поцеловали и утешили, но Джулиус уселся в противоположном углу, положил ноги на сиденье напротив и, совершенно перестав ее замечать, принялся исписывать цифрами листок бумаги.

К счастью для Рейчел, несмотря на катастрофическое начало, медовый месяц удался на славу. Германия была прекрасна, замки оказались именно такими, какими она их себе и представляла; молодоженов всюду окружала роскошь, а некоторое время спустя после первых попыток Рейчел обнаружила, что любовь Джулиуса дарит ей бесстыдное блаженство, и мир заиграл для нее новыми красками.

Она приехала в Лондон и в новый дом на улице Ханс-Кресент едва ли более мудрой, но, определенно, более снисходительной и терпимой к человеческим слабостям. Цветущая здоровьем и всем довольная, она не ждала от судьбы ни загадок, ни волнений и была готова к обычной жизни в качестве Рейчел Леви, сохранившей в себе, насколько это возможно, черты Рейчел Дрейфус.

Джулиус с бо́льшим, чем Рейчел, удивлением обнаружил, что супружество изменило его жизнь. В Рейчел ему не открылось ничего нового – она полностью соответствовала его ожиданиям, и жаловаться ему было не на что. Он сам избрал ее себе в жены, и она его устраивала. Открытие же состояло в том, что жена, дом, прислуга оказались приятными приобретениями. Сознание того, что ему подчиняются, что в доме он точно такой же хозяин, как и в кафе, что гости с завистью смотрят на его богатство и на его женщину, доставляло ему острое, прежде незнакомое удовольствие.

Приятно было, что за его столом сидят и открыто превозносят его те люди, которые лет десять назад даже не взглянули бы на него на улице. Они и тогда могли похвастаться благородным происхождением и воспитанием, у него же, бедного пекаря из Холборна, не было ничего, кроме неуемных амбиций. А теперь они ловят каждое его слово, толпятся вокруг, обращая к нему плоские бесцветные лица и протягивая алчные руки: бабочки и мотыльки, слетающиеся на пламя. А это их пустое чириканье: «Ах, дорогой Леви!», «Ах, дорогой Джулиус!», «Разумеется, вы должны быть там вечером – без вас будет совсем не то!», «Ах, Рейчел, уговорите же вашего великолепного мужа хотя бы ненадолго забыть о работе!».