Путь к вершинам, или Джулиус - [52]

Джулиус, крайне заинтересованный рассказом Эндрю Дрейфуса о посещении Йоханнесбурга и борьбе с контрабандой фальшивых алмазов, предпочел бы спокойно побеседовать с ним в курительном салоне, а потому с презрением следил за представлением, разыгрываемым его сестрой, думая при этом: «До чего жеманные существа эти женщины! Ждет, что я стану глядеть на нее».

И тут Хартман добродушно похлопал его по плечу и сказал:

– А теперь пусть Джулиус скажет свое мнение – я недавно водил его в оперу.

Рейчел тут же посмотрела на него, всем своим видом выражая готовность к обороне.

– Да, мистер Леви, уверена, ваши впечатления от «Парсифаля»[38] должны быть крайне интересны, вас, вероятно, изумил столь глубокий романтизм.

«Ты, конечно, по-своему мила, – размышлял Джулиус. – Но тебе очень бы пошло на пользу, если б тебя соблазнили».

Вслух же он сказал холодно, обращаясь больше к Хартману:

– Я понимаю только два вида музыки. Мелодию без слов, как та, что играл на флейте мой отец – он был несчастным человеком, неспособным продать килограмм сыра и не ошибиться в сдаче, но играл как бог; и бой барабанов, под который в Алжире танцуют обнаженные двенадцатилетние проститутки.

Наступило неловкое молчание. Даже Хартман смущенно теребил ремешок своих наручных часов. Юноши переглянулись, подняв брови. Явно шокированная миссис Дрейфус, изо всех сил пытаясь быть вежливой, пробормотала что-то вроде «у всех свои вкусы».

Рейчел смотрела в пол, низко опустив голову и теребя уголок носового платка. В душе ее наверняка поднялась волна омерзения и смущения, а оскорбленная невинность боролась с любопытством – да, с любопытством. Джулиус торжествовал. Вот так всегда: стоит чего-то пожелать, и оно само идет к нему в руки. «Какая простая штука жизнь, – размышлял он. – Все достается так легко».

Затем подали кофе и кексы, и напряжение в комнате спало. К тому же в гостиную вернулся Уолтер Дрейфус, который не слышал бестактного заявления Джулиуса. В руке он нес папку с дагеротипами, которые намеревался показать гостям.

По пути домой, в кебе, Хартман со всей возможной мягкостью дал понять другу, что тот нарушил все приличия.

– Приходится принимать правила, принятые в этом обществе, – сказал он. – В чужой монастырь со своим уставом не ходят. В присутствии замужних дам еще допустимо произносить некоторые слова: миссис Дрейфус – превосходный человек и очень широко мыслящий, но при девушке – нет. В высшем свете такое поведение считается почти непростительным. Вас простят только потому, что вы иностранец.

Джулиус совершенно не обиделся за этот выговор; он считал это маленькое происшествие ерундой. Его все это весьма забавляло.

– Мой дорогой Хартман, – сказал он, позевывая. – Рейчел Дрейфус почти двадцать пять лет. Что она, про проституток никогда не слышала?

– Вопрос не в этом, – нахмурился его собеседник. – Она может каждый день видеть их на улице, но вслух о них не говорят, и точка.

– Невероятно, – пробормотал Джулиус. – До чего же эти люди лицемерны. Такие девушки, как Рейчел Дрейфус, выходят замуж и делают ровно то же, что и малолетние танцовщицы в Касбе, только не так умело. Не понимаю я всей этой скрытности и стыдливости. Я в детстве спал в одной постели с матерью и отцом и видел, что они делают. Мне это казалось скучнейшим занятием.

– Да уж! – воскликнул Хартман. – Не сомневаюсь, что вы можете порассказать немало отвратительного о своем детстве. Но здесь совсем другое дело. Английских девушек воспитывают очень строго. Родители скрывают от них неприглядную сторону жизни. – Он рассмеялся – несмотря на то что он не одобрял эскападу Джулиуса, его она тоже позабавила. – Вот погодите, появятся у вас собственные дочери…

Это навело Джулиуса Леви на новую мысль.

– Полагаю, – сказал он, – что такая девушка, как Рейчел Дрейфус, – сколько ей, там, лет, двадцать четыре вроде, – никогда бы не позволила себя соблазнить?

– Да боже упаси! – На этот раз Хартман был всерьез шокирован. – Что вы такое говорите?

– Я ведь ясно выразился, разве нет? Соблазнить, переспать, возлечь с женщиной, называйте как хотите.

– Помилуйте, что за вздор вы несете? – сказал Хартман. – Я изо всех сил пытаюсь вбить в вашу упрямую голову, что девушки из круга Дрейфусов другие, с ними нельзя переспать, на них можно только жениться. Бедный старина Уолтер не поблагодарит меня за то, что я привел вас в его дом. Не глупите, Джулиус.

– Да уж, вряд ли поблагодарит. Какая же это все чепуха! Зачем все так усложнять?

– Вам понравилась дочь Уолтера? – спросил Хартман, постукивая по потолку кеба. – Ну вот, приехали. Я не буду заходить, уже поздно. Скажите, однако! А мне показалось, что вы на нее совсем не глядели и вообще были ужасно невежливы. Она привлекательная девушка и умница.

Джулиус какое-то время размышлял – шляпа надвинута на лоб, руки в карманах пальто.

– Какая разница, умна или нет, – произнес он, выходя из кеба. – Ничем она не отличается от других женщин. Ну, привлекательная, как вы изволили заметить, со временем, возможно, располнеет, как мать. Шуток не понимает, но ничего, научится. Я на ней женюсь.

Руперт Хартман от изумления раскрыл рот и поправил пенсне на носу. Потом откинулся на сиденье и сложил руки на груди.