Путь искупления - [2]

– Еще чего! – воскликнула девушка. – Мне нужен этот миллион вопросов? Начались бы разговоры, что я гулящая и безответственная, что надо было ей позвонить, а не…

– Наверное, ты все-таки преувеличиваешь.

– Ну уж нет, только не с моей мамочкой!

Он кивнул, словно бы понимая эту ее замкнутость. Деспотичная мать, отец неизвестно где или уже помер… Повернув ключ в замке зажигания, он еще раз полюбовался, как она сидит – спина прямая, обе руки аккуратно лежат на коленях.

– Люди, которые нас любят, обычно склонны видеть то, что хотят видеть, а не то, что мы из себя представляем в действительности. Твоей маме стоит присмотреться получше. По-моему, она будет приятно удивлена.

Это замечание явно доставило ей удовольствие.

Он отъехал от тротуара, продолжая болтать, чтобы она такой и оставалась.

– А как насчет друзей? – спросил он. – Людей, с которыми ты работаешь? Они в курсе?

– Только что я с кем-то сегодня встречаюсь, и что это личное. – Улыбнувшись, она показала те теплые, роскошные глаза, которые его первым делом и привлекли. – Им было очень любопытно.

– Надо думать, – отозвался он, и она улыбнулась еще раз.

Ей понадобилось минут десять, чтобы задать первый осмысленный вопрос.

– Минуточку! Я думала, что мы собирались просто выпить кофе…

– Сначала еще кое-куда заедем.

– Это ты о чем?

– Сюрприз.

Она изогнула шею, бросив взгляд на тающий за задним стеклом город. По обеим сторонам теперь бежали лишь поля и леса. Совершенно пустая дорога, похоже, обрела для нее какой-то новый смысл – ее пальцы потянулись к горлу, коснулись щеки.

– Мои друзья ждут меня назад.

– Ты ведь вроде им не говорила?

– Разве я так сказала?

Он бросил на нее взгляд, но ничего не ответил. Небо за стеклами машины наливалось пурпуром, оранжевые лучи солнца пробивались сквозь деревья. Они давно миновали городские окраины, на далеком холме тихо возвышалась лишь заброшенная церковь, шпиль которой надломился словно бы под весом темнеющего неба.

– Люблю разрушенные церкви, – произнес он.

– Что?

– Разве не видишь?

Он ткнул вперед рукой, и она уставилась на древние камни, на покореженный, клонящийся к земле крест.

– Я не понимаю…

Она явно была обеспокоена – пыталась убедить себя, что все нормально. Он молча смотрел, как на руины оседают стаи черных дроздов. Через несколько минут она попросила его отвезти ее домой.

– Я неважно себя чувствую.

– Мы уже почти приехали.

Теперь она была всерьез напугана, он это хорошо видел, напугана его словами, этой церковью и странным однообразным мотивчиком, посвистывающим у него на губах.

– У тебя очень выразительные глаза, – произнес он. – Кто-нибудь тебе говорил?

– По-моему, меня сейчас стошнит.

– Все с тобой будет в порядке.

Он свернул на гравийную дорогу – в мир, ограниченный деревьями, сумерками и теплом ее кожи. Когда они миновали открытые ворота в ржавой сетчатой ограде, девушка расплакалась. Поначалу тихонечко, потом все сильней.

– Да не бойся ты, – сказал он.

– Зачем ты все это делаешь?

– Делаю что?

Она расплакалась еще пуще, но даже не пошевелилась. Автомобиль выкатился из-за деревьев на открытое пространство, густо заросшее сорняками и заваленное какими-то древними механизмами и кусками ржавого металла. Впереди вздымалась пустая силосная башня, круглая, вся в грязных потеках; ее коническая крыша розовато светилась в лучах заходящего солнца. В основании сооружения зияла открытая дверь, пространство за ней оставалось густо-черным и недвижимым. Девушка уставилась на башню, а когда опять опустила взгляд, то увидела у него в руке наручники.

– Надевай!

Он бросил наручники ей на колени, и под ними тут же расплылось теплое влажное пятно. Он смотрел, как ее взгляд отчаянно мечется по пространству за стеклами машины – в поисках людей, солнечного света или хоть каких-то оснований для надежды.

– Просто представь, что все это понарошку, – сказал он.

Она надела наручники – металл звякнул крошечными колокольчиками.

– Зачем ты это делаешь?!

Вопрос был тот же самый, но он ее не винил. Выключил мотор, послушал, как тот пощелкивает в тишине. На пустыре было жарко. В машине воняло мочой, но ему было плевать.

– Вообще-то мы собирались сделать это завтра. – Он сильно прижал ей к ребрам электрошокер и посмотрел, как она дернулась, когда он нажал на пусковую кнопку. – До этого ты мне не понадобишься.

1

Гидеон Стрэндж открыл свои глаза жаркой удушливой тьме и хныканью отца. Постарался не двигаться, хотя эти всхлипы не были чем-то новым или неожиданным. Под конец отец часто забивался в угол, свернувшись там в комок, словно комната сына была единственным надежным местом на свете, и Гидеон не раз подумывал спросить, почему после всех этих лет его отец по-прежнему столь угрюм, слаб и сломлен. Вопрос довольно простой, и если б отец хоть на сколько-то оставался мужчиной, то наверняка на него ответил бы. Но Гидеон знал, что может сказать отец, так что не отрывал головы от подушки и наблюдал за темным углом, пока отец наконец не взял себя в руки и не подошел к нему. Несколько томительных минут он стоял молча, опустив взгляд в пол; потом коснулся волос Гидеона и попытался шепотом укрепить себя, повторяя: «Помоги мне, помоги мне, Господи!», после чего обратился в поисках сил к своей давно усопшей жене, так что «помоги мне, Господи!» вскоре превратилось в «помоги мне, Джулия!».