Путь Императора - [43]

Хист выбрался из-под Яхи и живого щита, быстро огляделся. У императорского ложа действительно лежал «Кулак» и шипел от боли. От метательных топоров бойца спасла трехслойная броня. За оборванным пологом спецназовцы торопливо рубили кого-то мечами. И снаружи шатра тоже происходило эмоциональное и быстрое действие.

Все же «Кулаки императора» были настоящими профессионалами – Хист даже не успел выхватить саблю, как всё было кончено.

– Коллеги, – презрительно пояснил Урсаш. – Это были наши коллеги, командир. Простой армейский спецназ. Пейзане нетренированные! За Яхой приходили. Или за тобой. Не дает им покою пророчество! Вот же дурь! Оно, может, еще и не исполнится!

– А что ж топорами, а не спецсредствами? – только и смог пробормотать Хист. – Спецсредствами они бы нас враз!

– А кто им позволил бы? – удивился спецназовец. – У нас против их спецсредств собственные имеются!

Изрубленных террористов вытащили. Полог повесили на место. Яху в окружении бронированных бойцов увезли к Гончарам. Урсаш хозяйски прошелся вокруг императорского ложа, огляделся.

– Извини, командир, но спать отныне ты станешь с охраной, – серьезно сказал Урсаш. – То есть с Яхой, конечно – но и с охраной тоже! В другой раз Лапа может и не успеть! А нам император с топором промеж лопаток не глянется. И тем более Яха. Как ее с топором на спину опрокинешь? Так что…

Хист потемнел лицом и опасно склонил голову.

– С охраной, значит, спать? – угрожающе прошипел он. – Зарублю!

– Кого? – осторожно спросил Урсаш.

– Всех! С охраной спать?! Где Джайгет? В рейд!

И император бешеной кошкой выскочил из шатра.

Володя. Просто Володя

Облом. Он задумчиво брел от Дворца культуры. Старый тополь, росший в центральном сквере с самого основания города, как обычно, встретил его философским покоем.

– Тополь, просто тополь, старый, с горькою корой… – пробормотал он и прислонился к морщинистому стволу.

– Не седой – но золотой…

Ты безумцем был зеленым,

Птиц качал под небосклоном!

А сейчас, под хмурым небом,

Ты нахохлился, затих,

Как и я – под тяжким небом

Алых горестей моих…

Он вздохнул. Кто помнит сейчас старых поэтов? Дуэлянтов, пьяниц и забияк – но готовых любую свою строчку защищать с толедским клинком в руке? Готовых жизнь отдать за свою поэзию! И ведь отдавали, не то что сейчас. Всё, что построили в душах человеческих, уничтожено. Кем?! Нет ответа. И приходится начинать с самого начала. Неудачная реинкарнация, блин.

– Володя? – спросил кто-то у него за спиной.

Он стремительно обернулся – рядом стояла Эвелина и еле заметно улыбалась. Прима-певица арт-ансамбля была в очень эффектном, очень дорогом брючном костюме, удачно скрадывающем некоторую пышность форм девушки. Где надо, скрадывающем. И не скажешь, что всего лишь девятиклассница!

– Ух ты! – сказал он восхищенно.

– В смысле! – насторожилась она.

– Красивая – глаз не оторвать! – поспешно перевел он.

В глубине ее серых глаз засветилась легкая ирония. Еще бы! Он был на полголовы ниже. С ее точки зрения.

Она стояла рядом и не спешила уходить. И это было очень странно! И не в том дело, что она заметно выше его и тяжелее: бывали у него женщины и покрупнее, та же Надия, к примеру… но дело-то в том, что Эвелина – господарская дочка! Кто у нее отец, да и мама тоже? Да и бабушка, если на то пошло? Вот то-то. И круг общения у нее, следовательно, очень и очень замкнут. Чужих туда не допускают. Вот как во Дворец культуры. Репетиционная база нужна, и ансамбль талантливый, и успех уже оглушительный – а не пустили. Топай, сказали, ай-гала-да. И будь ты хоть трижды талантливым, неординарным или банально смазливым, что в господарские круги, что во Дворец культуры кроме как слугой не попадешь. Но Эвелина знала его достаточно, чтоб не принимать за слугу. И что тогда?

– Ты не знаешь нашего директора Дворца культуры, – тихо сказала она. – Если он не пустил тебя во Дворец – то и не пустит. Он очень решителен и неуступчив в пределах своей компетенции. Твердый мужчина!

И она мечтательно улыбнулась, вспомнив что-то личное.

– Ты не знаешь меня! – хмуро сказал он. – Он пустит.

Девушка почему-то изменилась в лице и призадумалась.

– Вовчик, чего ты добиваешься в жизни? – спросила она после долгого молчания. – Объясни! Я хочу разобраться, для себя лично.

Он подозрительно покосился на нее. Для себя ли? Но… почему бы и не объяснить, если просит красивая девушка? Объяснять-то он любил… объяснять, поучать и наставлять. Наверно, это уже что-то возрастное, вроде склероза или аденомы.

– Что ж, сама захотела, – пробормотал он.

Он помолчал в затруднении, подбирая слова помягче. Покосился на Эвелину, на ее удивительно чистое, нежное лицо, на взволнованно вздымающуюся грудь – и понял, что она ему не просто нравится! Следовательно, надо бы еще мягче! Надо бы – но как?! За некоторую информацию и убить могут, не то что обидеться. Вот как на Ожерелье Океании, к примеру.

– Как ни странно, это и с тобой связано, – пробормотал он неуверенно. – В смысле, с твоей жизнью. Если я правильно помню, ты ходила в специализированный детсад? В «Пятерочку», да?

– Да, у меня было подозрение на туберкулез, – заинтересованно кивнула пышноволосая красавица, к счастью, не обратив внимания на то, что собеседник помнит события из сопливого младенчества.