Путь черпия - [67]

— Пустоголовый!

— Нет. Это не ветреное пустоумие. Видела я таких. Те спокойные, а этот как бешеный пёс. Продержали в соседней клетке пару дней и снова увели.

Вот как получается. Значит, в появлении пустоголовых косвенно замешан губернатор. Или он просто придумал способ, как нормального человека довести до подобного состояния. Артур содрогнулся от мысли, что ему тоже предстояло пройти такую процедуру. Лучше уж действительно, как говорил Рик, пойти на корм Маме.

— Здесь ещё есть кто–нибудь?

— Только ты и я. Если не считать зверья из верхней лаборатории. Были ещё священники. Но их уже несколько дней как нет.

Глаза начали привыкать к полумраку и черпий наконец–то смог осмотреться. Клетки, где сидели пленники, находились напротив зарешечённого окошечка. Сквозь грязное стекло едва брезжил рассеянный свет пылающей снаружи чаши. Слева — то ли заваленный хламом стол, то ли верстак. Не разглядев больше ничего интересного, черпий уткнулся в побитые колени и задремал.

Сверху громко лязгнул засов. Послышались голоса. Кого–то серьёзно отчитывали. Спустя минуту загромыхал и замок узницы. Из темноты вынырнула горящая головёшка факела.

— Уже познакомились?! Вот ведь ирония! Невинная принцесса и заблудший черпий заводят дружбу в темнице изгоев! Ох. Прощайтесь. Церквуша переезжает. Пока твой друг развлекается в яме, мы с тобой будем долго и упорно работать! — губернатор махнул здоровой рукой сопровождающим его людям. — Забирайте.

Черпия подхватили с двух сторон и выволокли из клетки. Как и рассказывала Матильда, пленников отсюда выводили через верхний этаж. Сразу за тяжёлой дверью начиналась винтовая лестница, через пару витков упирающаяся в решётку. Что было дальше Артур увидеть не успел. Сзади подло ударили по затылку.

* * *

Черпий с трудом разлепил правый глаз. Вместо ожидаемого вида клетки или сырой узницы, перед взором висела белёсая пелена, испещрённая пульсирующими капиллярами и жёлтыми сгустками лимфоузлов. Левый глаз по–прежнему не открывался. Но это меньше всего встревожило Артура. Холодный кишковидный отросток медленно проник в ротовую полость и заскользил по пищеводу. Подсознательно возник рвотный рефлекс, но все попытки изрыгнуть инородное тело окончились неудачей. Сквозь нарастающий в ушах гул послышались чьи–то голоса.

— … следи за активностью… слепок не должен…

— … она отторгает…

— … реактивы… кардинал говорил о…

Стало неимоверно дурно. В животе забурлило. Сознание погрузилось в темноту.

* * *

Томительное ожидание очередного плевка судьбы Филип Брюмо проводил с пользой. Укутался в брошенное ему тряпьё и заснул крепким младенческим сном. За безопасность он не переживал — раз уж возвели в ранг фаворита невесть какой Жатвенной ямы, то и тревожить до определённого момента не будут. А вот бороться за собственную жизнь лучше всего в бодром состоянии.

Проспал епископ до рассвета. До предполагаемого рассвета — по крайней мере, так подсказывали внутренние часы. Ещё об этом свидетельствовала развернувшаяся вокруг возня.

Неуёмные монахи–отшельники без устали таскали к повозке корзины, доверху набитые самогоном и яствами. Между старцами юрко сновал перепачканный фекалиями мальчуган. Он выискивал момент поудобней, чтобы спереть что–нибудь вкусненькое. Иногда маленькому воришке прилетал звонкий подзатыльник. На что он забавно корчил морду и пытался укусить обидчика за ногу.

Пробуждение епископа выдалось не самым приятным. Две смердящие женщины с кривыми, как обод колеса, ногами похотливо ощупывали внутреннюю часть бедра. Брюмо брезгливо фыркнул на потревоживших его сон особ и пересел в другой угол. Дамы забурчали, но всё же решили отстать. Насладившись крепостью мужского аргумента и потеряв интерес к пленному, они молча растворились в нарастающей кутерьме.

Когда епископ снова уснул, к клетке приблизилась мрачного вида троица. Один из них, тучный карлик с огромным тесаком на поясе, отворил дверцу и дёрнул за ржавую цепь, ясно давая понять, чего хочет от пленника. Брюмо не сопротивлялся. Он ждал этого момента. Теперь его жизнь зависит только от него самого.

Под всеобщее ликование фаворита повели сквозь собравшуюся в проулке толпу. Очевидно, такое шествие являлось частью какого–то обряда. Женщины истерично визжали, а мужчины ободряюще хлопали по плечу. Нелогичность поведения ввела священника в ступор. Вчера его хотели разорвать на части, сегодня осыпают почестями словно народного героя. Видимо, в этом и состояли регалии избранного губернатором фаворита. Епископ с облегчением вздохнул. Что ж, это не самый худший день в жизни.

Торжественный ход завершился перед высокими воротами. Слева и справа в темноту уходили сколоченные из разнокалиберных досок стены. Стоящий в охранении верзила кивком поприветствовал конвой и потянул за широкую скобу. Щёлкнули блокировочные крюки. Тихо зашелестел канат, опуская корзину с грузом. Тяжёлая створка медленно поползла вверх.

Обрушившийся гвалт криков и аплодисментов больно резанул по ушам. Епископ инстинктивно прикрылся рукой. Он стоял на краю широкой арены, окружённой, подобно амфитеатру, многоярусными деревянными помостами. Повсюду нещадно коптили чаши и факелы. От тяжёлого смога засвербело в носу.