Путь Богини Мудрой - [10]

Лионелю и вовсе нечего было делать в городе. Родных у него не осталось, отцовский дом переходил к храму. Да Лионель и сам не хотел в него возвращаться. Зачем? Все время вспоминать, как жил там с родителями? Самого себя обречь на вечную скорбь?

Лионетте, милой сестричке, очень хотелось, чтобы он вернулся. Это он знал, хоть она и не высказывала желания вслух. Но даже ради того, чтобы доставить ей радость, он не готов был переступить порог опустевшего, давно мертвого дома. Он старался и не смотреть на заколоченные окна, когда проходил мимо.

За неделю до посвящения Лионель прекратил все занятия. Большего за оставшееся время ему все равно не достигнуть, а голова нужна была свежая и ясная. Отдохнувшая. Испросив разрешения у мэтра Эйбела, он покинул храм и вышел в город. С зимы он не заглядывал к матушке Аманде и мастеру Риатту, всю весну и все лето провел внутри храмовых стен, и теперь почувствовал укол совести. Нехорошо… Нехорошо забывать тех, кто был к тебе добр.

Солнце еще пригревало, но в осеннем воздухе ощущался холод, предвестник зимней стужи. Спрятав руки в широкие рукава балахона, Лионель неспешно пошел вниз по улице. Сколько раз в детстве он бегал этой дорогой! Он улыбнулся, вспомнив, как в первые недели мешались, путались в ногах длинные полы непривычного ученического одеяния, и как уличные мальчишки дразнили его длиннорясым. Теперь о нем почтительно говорят: послушник Гесинды. А скоро будут говорить: посвященный.

Лионель даже не сомневался, что пройдет посвящение. Кому, как не ему, носить синюю мантию мага? Порог его силы, хотя и размытый (Лионель до сих пор не знал толком, на что способен, хотя помалкивал об этом), был весьма высок. Необычайно высок. Недаром все наставники давно согласились, что Лионель — один из самых способных учеников за все время существования храма, и что его ждет большое будущее. Один только мэтр Эйбел был скуп на похвалы. Потому что хорошо знал, что честолюбие юноши отнюдь не уступает по величие его способностям. А честолюбие, если его подогревать похвалами, может до большой беды довести. И уже доводило, и не раз, магов поопытнее семнадцатилетнего мальчишки.

Еще издалека Лионель заметил, что в дверях лавки кто-то стоит. Подошел поближе и увидел высокого плечистого юношу в простой рубахе с закатанными рукавами и замшевой жилетке поверх нее. Юноша стоял, прислонившись плечом к косяку и скрестив руки, и мрачно глядел на улицу. При виде подошедшего Лионеля он потемнел лицом еще сильнее.

— Здравствуй, Ивон, — сказал Лионель и хотел войти в лавку. Но Ивон, выше его на голову, загородил дорогу.

— Нету ее.

— Кого?

— Лионетты. Ушла.

— Куда же?

— Почем мне знать? Может, в храм. Может, на рынок.

— Ну так я подожду ее.

— Едва ли она скоро вернется.

— А я никуда не тороплюсь, — улыбнулся Лионель.

Ивон неохотно посторонился и пропустил его. Шагнул вслед за ним в лавку, не разнимая скрещенных на груди рук. Смотрел исподлобья, но молчал.

У прилавка мастер Риатт разговаривал с посетителем, который крутил в руках отполированное арбалетное ложе. Обернувшись к вошедшим, он прищурил глаза, вгляделся. И окликнул не слишком приветливо, сурово даже:

— Лионель! Ты, что ли? давно тебя не видать было.

Черноглазый и темноволосый, мастер Риатт очень походил на свою дочку. Лионель, поклонившись, подошел.

— Занятий было много. Через неделю состоится посвящение…

— Знаю, — проворчал мастер Риатт. — Дочка говорила. Но минутку, наверное, мог бы и уделить, а? Навестил бы нас, стариков.

Лионель развел руками.

— Пришел, как только смог.

— Ладно, ладно. Проходи в дом. Моя старуха будет рада тебя видеть.

"Старуха", как называл мастер Риатт свою вовсе еще не старую супругу, и впрямь обрадовалась гостю. У самого же хозяина приход Лионеля вызвал сложные чувства. Храмовникам вообще и магам в частности он не доверял и добра от них не ждал. И на дружбу дочери с одним из длиннорясых, на ее частые походы в храм Богини смотрел с неудовольствием. Но запрещать не пытался — никогда и ни в чем он не ограничивал свою любимую дочь. Хотя предпочел бы, чтобы Стрекоза подобрее смотрела на Ивона и была с ним поласковее. Ведь хороший парень, надежный, работящий — и собой ладен, не то, что этот мальчишка-колдун. Тощий, черный, рябой, и глазищи бесовским огнем сверкают. В одних только глазах, разве, красота и есть. Да и красота-то какая — страшная, лютая…

Лет пять назад, когда Лионель осиротел, Лионетта долго осаждала отца с просьбами взять мальчика к себе в дом. Подкатывалась и так, и этак, и подлизывалась, ласкалась, как кошечка, и слезу пускала, на жалость давила. Хитрая девчонка! И мать уже на свою сторону переманила.

— Ведь не чужой он нам, — однажды робко сказала госпожа Аманда. — Бедняжки Ромили теперь нет, и Германа тоже. Кто о мальчике позаботится?

— А маги на что? — буркнул мастер Риатт. Он колебался — очень не хотелось брать в дом мальчишку, меченного Богиней Мудрой. Хотя и жалко его было чисто по-человечески. — Пусть маги и заботятся. Лионель вроде и сам в посвященные метит, так что при храме ему самое место. Да и не маленький он уже, двенадцать лет парню.