Пустыня внемлет Богу - [121]

Шрифт
Интервал

Все, что он будет сейчас делать, наперед вызывает в нем омерзение к самому себе, как это было и раньше в подобных случаях, но он уже достает тигель, разводит огонь, ставит чашу, куда они будут швырять серьги, так, чтобы он не видел их заострившихся вожделением, жаждой жертвенной крови лиц.

Пытаясь хоть как-то одолеть омерзение, он какими-то потаенными изгибами души гордится умением вытачивать резцом из остывающего золотого слитка бычка Аписа: было такое, египтяне, почитающие Аписа священным быком, золотом платили ему за такую работу, которую он, чуждый их вере, делал стократ лучше их мастеров.

То-то будет радость его соплеменникам, вчерашним рабам, всю жизнь с похотливой завистью взиравшим на празднества притеснителей, на их пляски вокруг Аписа.

Как эти рабы всегда жаждали быть причащенными к их культу, к этой темной, клокочущей клоаке радости, срамной бездне, слепой, но в низменных вещах невероятно зрячей, к этому гоготу и топоту…

Притеснители отвергали их с презрением, которое они переносили несравнимо тяжелее, чем само рабство.

Теперь же души их исходят страхом в неохватном безмолвии пустыни, среди оголенных, как ножи дьявола, скал, в одиночестве и оставленности, которые более остро ощутимы именно в огромном человеческом скопище, бредущем, как стадо, за магическими звуками слов одного человека, которые, не успев слететь с его губ, забываются, как и он сам, канувший в облаке, покрывающем эту угрожающе черную, словно бы обуглившуюся гору.

По слухам знающих, следует ожидать наихудшего: Моисей не вернется, и придется им, кажется, на коленях ползти назад. А священный бычок Апис, быть может, и смягчит гнев фараона — так говорит явно его человек, с кошачьей походкой. Немало людей из табора связано с ним давними и прочными узами страха.

А пока суд да дело, веселись, душа, в этой кишащей бедами и несчастьями бездне небытия, пляши взахлеб, делай все, что бычок этот золотой, такой нетребовательный, на душу положит.

Стоит Аарон у сооруженного им жертвенника, смотрит на беснующееся скопище, обжирающееся, пьющее, поющее, слушает все эти байки, шепотки и вопли, заведомо зная, что теперь уже несомненно путь к спасению отрезан.

Оглядывается.

И вот — Моисей.

И замер огромный табор как в параличе. И очнулся, как оглушенный, в собственной мерзости и сраме. Отрешенно глядит, как призванные Йошуа верные его воины, которые охраняли табор, также не понимая, что за шум и вопли, уничтожают золотого бычка, растирают в пыль и по повелению Моисея смешивают её с водой. И пьет обреченно эту воду людское стадо.

Аарону знаком замораживающий взгляд брата, в этот миг совсем ледяной, вероятно, от слишком нечеловеческих высот и крушения столь же нечеловеческих надежд.

Странно называть это вратами стана — ведь по обе стороны их те же скалы и песок, — но вот Моисей встает в них.

О, этот непререкаемый тон вождя, так быстро усвоенный им:

— Кто со Всевышним — ко мне!

Вот и сыны колена Леви, не менее бравые воины, чем ребята Йошуа. В глазах за такое короткое время после выхода из страны Кемет уже поблескивает профессионально-убийственный огонек умельцев рубить с плеча.

Аарон не верит ушам своим, слыша Моисея:

— От врат до врат… Каждый — убивайте брата, ближнего, друга…

Жаркая, безветренная ночь. Дым от костров по всему табору впрямую поднимается к небу вместе с тихим рыданием.

Моисей подходит к Аарону, все так же недвижно сидящему у жертвенника и вперившему взгляд во мрак, пропахший дымом и начинающим усиливаться запахом мертвой человеческой плоти.

— Что тебе сделал этот народ, что ты ввел его в грех великий?

— Ты мне брат? — негромко спрашивает Аарон после долгого молчания.

— Ну… конечно, брат.

— Говоришь, я ввел их в грех. Вот и убей меня. Ты же повелел молодчикам нашим, которым раздавить человека проще, чем муху, убивать братьев. Пусть и завершат свое дело. Ты знаешь, я смерти не боюсь. Я и так после каждого отпевания одной ногой на том свете. Да, я знаю, до какой мерзости и буйства могут дойти эти люди, вчерашние рабы, но этого братоубийства я тебе никогда не прощу. И если я не угодил Ему, пусть изгладит мое имя из своих святцев. А теперь я хочу остаться один, завтра у меня тяжелый день: слишком многих придется хоронить. И не заходи ко мне в шатер. Неохладевшая свирепость твоего лица напугает и без того до смерти перепуганных Элишеву и детей, а твоя Сепфора с детьми, которая тоже там, сама вернется в твой шатер. Прощай.

4. Над бездной

В ту же долго длящуюся ночь ребята Йошуа переносят шатер Моисея подальше от стана.

Наказав Йошуа усиленно охранять его шатер, главным образом для того, чтобы тот за ним не увязался, Моисей поднимается на гору при слабом свете звезд, и тоска, непереносимая, исходящая от ржавых ребер скал вместе с росой безмолвия, увлажняющей бороду, волосы, глаза, гонит его ввысь, и он цепляется, ни разу не оскользнувшись, за жесткий дрок, за колючий терновник, незряче, как лунатик, ибо перед ним неотступным укором стоят глаза Аарона, в ушах гремит собственный, неузнаваемый им самим гнусаво-приказной голос, укоряющий, грозящий, а вокруг — потухшие, сотрясающиеся от страха, горя, ненависти лица.


Еще от автора Эфраим Ицхокович Баух
Горошки и граф Трюфель

Сказка для детей старшего дошкольного и младшего школьного возраста.


Над краем кратера

Судьба этого романа – первого опыта автора в прозе – необычна, хотя и неудивительна, ибо отражает изломы времени, которые казались недвижными и непреодолимыми.Перед выездом в Израиль автор, находясь, как подобает пишущему человеку, в нервном напряжении и рассеянности мысли, отдал на хранение до лучших времен рукопись кому-то из надежных знакомых, почти тут же запамятовав – кому. В смутном сознании предотъездной суеты просто выпало из памяти автора, кому он передал на хранение свой первый «роман юности» – «Над краем кратера».В июне 2008 года автор представлял Израиль на книжной ярмарке в Одессе, городе, с которым связано много воспоминаний.


Ядро иудейства

Крупнейший современный израильский романист Эфраим Баух пишет на русском языке.Энциклопедист, глубочайший знаток истории Израиля, мастер точного слова, выражает свои сокровенные мысли в жанре эссе.Небольшая по объему книга – пронзительный рассказ писателя о Палестине, Израиле, о времени и о себе.


Солнце самоубийц

Эфраим (Ефрем) Баух определяет роман «Солнце самоубийц», как сны эмиграции. «В эмиграции сны — твоя молодость, твоя родина, твое убежище. И стоит этим покровам сна оборваться, как обнаруживается жуть, сквозняк одиночества из каких-то глухих и безжизненных отдушин, опахивающих тягой к самоубийству».Герои романа, вырвавшись в середине 70-х из «совка», увидевшие мир, упивающиеся воздухом свободы, тоскуют, страдают, любят, сравнивают, ищут себя.Роман, продолжает волновать и остается актуальным, как и 20 лет назад, когда моментально стал бестселлером в Израиле и на русском языке и в переводе на иврит.Редкие экземпляры, попавшие в Россию и иные страны, передавались из рук в руки.


Оклик

Роман крупнейшего современного израильского писателя Эфраима(Ефрема) Бауха «Оклик» написан в начале 80-х. Но книга не потеряла свою актуальность и в наше время. Более того, спустя время, болевые точки романа еще более обнажились. Мастерски выписанный сюжет, узнаваемые персонажи и прекрасный русский язык сразу же сделали роман бестселлером в Израиле. А экземпляры, случайно попавшие в тогда еще СССР, уходили в самиздат. Роман выдержал несколько изданий на иврите в авторском переводе.


Ницше и нимфы

Новый роман крупнейшего современного писателя, живущего в Израиле, Эфраима Бауха, посвящен Фридриху Ницше.Писатель связан с темой Ницше еще с времен кишиневской юности, когда он нашел среди бумаг погибшего на фронте отца потрепанные издания запрещенного советской властью философа.Роман написан от первого лица, что отличает его от общего потока «ницшеаны».Ницше вспоминает собственную жизнь, пребывая в Йенском сумасшедшем доме. Особое место занимает отношение Ницше к Ветхому Завету, взятому Христианством из Священного писания евреев.


Рекомендуем почитать
Недуг бытия (Хроника дней Евгения Баратынского)

В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.


На заре земли Русской

Все слабее власть на русском севере, все тревожнее вести из Киева. Не окончится война между родными братьями, пока не найдется тот, кто сможет удержать великий престол и возвратить веру в справедливость. Люди знают: это под силу князю-чародею Всеславу, пусть даже его давняя ссора с Ярославичами сделала северный удел изгоем земли русской. Вера в Бога укажет правильный путь, хорошие люди всегда помогут, а добро и честность станут единственной опорой и поддержкой, когда надежды больше не будет. Но что делать, если на пути к добру и свету жертвы неизбежны? И что такое власть: сила или мудрость?


Морозовская стачка

Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.


Тень Желтого дракона

Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.


Избранные исторические произведения

В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород".  Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере.  Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.


Утерянная Книга В.

Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».