Пустыня - [46]

Утром, ещё в пижаме, включаю старенький компик. Пока, кряхтя от натуги, загружается виндоуз, следую в ванную. Одной рукой хватаю зубную щетку, второй отщипываю от рулона ваты маленький кусочек — протереть утомленное сном лицо освежающим тоником.

Даже сон не освежает как будто, а именно утомляет.

Нет охоты заниматься собой и наводить красоту. Пищание модема — погружаюсь в интернет.

Вечный источник всяческих впечатлений — московское метро. Интернет примерно то же самое. Только кажется, что там или здесь всегда всё разное, на деле — унылое одно. Однообразный разнобой, пёстрая одинаковость.

Обыкновенный спам. Хлам господа бога. Информационный отсев. Жмых.

И только чётко знающим маршрут не грозит сбиться с пути, запутавшись в собственных переходах и сожрав под конец весь трафик. То есть опять не мне.

Сервер не найден. Невозможно отобразить страницу.

Ошибка 404. Запрашиваемый документ отсутствует.

Того, что вы ищете, не существует.

Есть смысл в бесконечной повторности дней в таком месте, как здесь, как Ялта. Сама не заметила, как ноги принесли на то же место побережья. Семья моих знакомых с толстенькой девочкой вновь полоскалась у края моря.

Темноволосой слушательницы видно не было.

Здесь нынче вообще почти никого.

Чайки закружились прямо надо мной, кидая свои плавные легкие тени на блокнот и на сумку. Что, сижу неподалеку от выброшенной морем рыбины? Так съешьте её, мне-то она зачем? Присмотревшись, понимаю природу их интереса: голуби оккупировали волнорез — кто-то разбросал хлеб.

Сейчас уже не вспомнить, было или только кажется, чайки хватали хлеб на лету на Дунайском побережье?

Да, да, море, ты делаешь успехи, пена образовывает сложную сетку на волнах, брызги кажутся хрустальными и там, вдалеке, ходят буруны, переваливаясь с боку на бок, с белыми гребешками.

И, словно в Дунае: бывало, на много километров просматривался берег, пустой, как и пристало быть морскому брегу.

При взгляде на хрустальные брызги вспоминается бабушкин сервант…

Олени, лилии, лебеди. Иногда тигры. Реже слоны. Животные и растения, почему-то очень любимые промышленностью времён наших бабушек. У вас не было коврика на стене с оленями? Хрустальных лилий и лебедей в серванте? Тигра на подушке? Фарфорового слона в семи экземплярах, мал мала меньше?

А что у вас тогда было, если не секрет?

Были ли вы сами?

Солнце здесь странное, словно на другой планете: светит всё время справа, так что правый бок припекает, а левый зато пробирает холодный ветер. Правая половина лица загорит. Левая меньше.

Символ неверия

Если и есть постоянное в жизни — я, сидящая за компьютером. Вроде как субстанция. А там уже дальше всякие модусы накладываются, помимо и поверх. Кроме. Остальное.

И на сей раз включаю компьютер, чтобы запечатлеть: мужчина — тварюга. Монструозен и виртуозен. Чужой. Никогда не кормит, всё ест сам. Троглодит. Собака вонючая.

Ненавижу мужчину. Так естественно, первобытное, простое, гармоничное состояние, из которого ничто не выпирает нигде, никакого хвоста, не за что прицепиться, придраться не к чему, нитки не торчат — комар носа не подточит. Просто и элегантно, как лучшее платье: ненавижу мужчину!

Ненавижу мужчину, как такового, как класс. Грязную общность постоянно жующих и лезущих тебе в душу ублюдков, пристегнутых к своим единственно правильным частям тела сзади, как бесплатное приложение, вернее — обременяющий довесок.

Что есть хорошего в мужчине — его половой орган. Гладкий, завораживающий предмет, в котором есть что-то гипнотическое, что-то сомнамбулическое, священное, опьяняющее и лишающее рассудка — поистине, несправедливо: наделён им мужчина, не женщина.

Горько, что так, не могу понять тебя, господи, зачем ты так сделал? Неужели ты правда думаешь, что он в состоянии лучше распорядиться таким священным орудием, чем я?

Как обидно, всевышний, ты так меня подставил! Не ожидала я такого подвоха от тебя.

Но может быть, в том сокрыта высшая мудрость, которую пока я не в силах понять? Может быть, таким способом нас принуждают терпеть зверей, чуждых, лишенных разума и души зверей, существ, которые недостойны называться человеческими именами?

Мне уже столько лет, сколько было ему, когда он пришёл. Ещё через два года стукнет столько, как ему — когда расставались. И я перерасту его.

Вот послушай, сестра, что я знаю о его коварстве. Если ты еще юна, ты ведь можешь не знать. Мой долг предупредить тебя. Слушай внимательно, запоминай, а лучше записывай. Хотя бы тезисно.

Сначала он умело подделывается. Ты мечтаешь? А что воображаешь? Как подойдёт, как будут блестеть его волосы? Какими глазами он на тебя посмотрит? Как возьмет твою руку в свою? И какие у него будут тяжелые плечи, широкие, упругие и крепкие, как новенький современный матрас на железных пружинах?

Не сомневайся, моя дорогая, всё будет гораздо лучше. Пока ты не встретила его, пока ты имеешь дело только с теми особями среднего пола, которые мимикрируют, стилизуются под него, как божья коровка носит яркий хитин и притворяется ядовитой, чтобы её не склевали птицы, а те до сих пор верят приметам… Пока ты его не видала — ты даже не представляешь, насколько всё будет лучше, полнее, яснее, чем в твоём квёлом, клёклом воображении. Серые, бесформенные образы, плавающие в твоих фантазиях, как клёцки в супе, заместятся сотнями, нет, тысячами ярких, осязаемых, подробнейших вещей. Вспыхнет миллион деталей, новых в каждую секунду, взыграют запахи, взметнутся звуки, ну, вот как тебе рассказать? Ты будешь чувствовать дрожь, пульсацию в кончиках пальцев, ощутишь все восходящие и нисходящие потоки в своем организме сразу, каждый волосок на твоём теле будет колебаться в сладком напряжении, каждая пора выпустит частичку истомного яда — всё потому, что перед тобой предстанет он. Реальный, как никогда. Вдобавок из плоти и крови. Если бы его не существовало, его следовало бы выдумать.