Пустошь - [4]

С одной стороны, получается, в него мог стрелять кто угодно. Слышали выражение «шальная пуля»? Это могли подростки баловаться. Кто-то мог решить на пустыре опробовать пистолет, ну, как в тире, знаете. Это могли быть какие-то разборки местные, стреляли друг по другу, а попали в него. Случайно. С другой стороны, город маленький, здесь вообще, знаете, не очень часто стреляют. А тут приезжают двое туристов, и первый же их день заканчивается стрельбой со смертельным исходом. Поймите, я вас ни в чем не обвиняю, вы здесь, скорее всего, ни при чем. Просто нам надо сейчас максимально во всем разобраться, чтобы вас же потом оградить от лишних расспросов и подозрений.

Шальная пуля. То есть, выйди они на улицу несколькими минутами раньше или позже, ничего бы не произошло. Они бы услышали выстрел, но и только. Скорее всего, приняли бы этот звук за лопнувшее колесо у какой-нибудь машины.

— Так вы собирались пожениться?

— Впрямую мы это не обсуждали.

— Но вам бы этого хотелось?

Катя посмотрела на офицера. В эту минуту он показался ей намного младше ее самой, хотя, скорее всего, это было не так.

— У вас есть девушка? — спросила она.

Капитан немного опешил от встречного вопроса.

— Я женат, — ответил он.

Катя невольно посмотрела на его правую руку. Кольца не было.

— Оно соскользнуло год назад, когда мы были на отдыхе, — сказал он, перехватив ее взгляд. — Пошел поплавать, а из моря вышел уже без кольца. До сих пор мне простить не может.

— Купили бы новое.

— Дело же не в этом. Это было то самое кольцо, как она говорит.

Он продолжал спрашивать. Отвечать было тяжело. И вместе с тем Кате не хотелось заканчивать разговор. Вопросы отвлекали, не давали уходить в собственные мысли. А еще она не хотела оставаться одна. Понимала, что, как только ее оставят «в покое», произошедшее вновь навалится на нее всей тяжестью.

— Вам придется встретиться со следователем. Но это уже завтра. Пойдемте, я отвезу вас в гостиницу.

Кате хотелось остаться в участке. Ночевать прямо в этой комнате или даже в камере, если придется. Только не возвращаться назад. Разумеется, она ничего этого не сказала. Встала и вышла вместе с капитаном (идти было трудно, полицейскому пришлось приобнять ее за плечи). К стакану с водой, стоявшему на столе, она ни разу не притронулась.

Они подъехали к гостинице. У крыльца по-прежнему стояла Сашина машина. Кое-где горели окна. Возможно, люди не спали, возбужденные недавним происшествием. Возможно, люди не спали просто так.

Катя старалась не смотреть в сторону пустоши, но у нее не получалось. Взгляд снова и снова возвращался к одному и тому же месту.

Все та же консьержка с чашкой чая и накинутым на плечи платком встретила их обеспокоенным взглядом, в котором читалось старательно подобранное сочувствие. Она молча протянула Кате ключи, потом попыталась что-то сказать, но вместо этого только несколько раз шевельнула губами.

Катя включила свет в номере. На тумбочке стояла Сашина сумка. Одеяло на его кровати было примято.

Она показала полицейскому паспорт, он все сверил, дал ей что-то подписать. Она не глядя чиркнула ручкой. Они будут искать виновных. Это ужасная смерть — ни с того ни с сего. Он очень сожалеет. Он что-то еще говорил ей напоследок, но лучше бы ушел молча. Впрочем, вскоре он действительно ушел.

Катя осталась одна. Стояла в центре комнаты, беспомощно оглядываясь по сторонам. Затем погасила свет и подошла к окну. Летними ночами в Карелии почти не темнеет. Вот и теперь в загустевших сумерках ей по-прежнему все было видно. Пустошь. Те же трубы, те же рельсы. Никого нет. Как будто ничего и не было. Она посмотрела на то самое место. Черная земля, ни следочка.

Легла на кровать. Сначала хотела лечь на примятое Сашей одеяло, в последний раз прикоснуться к тому, чего касался он, еще живой. Но легла рядом и разглядывала все эти бугорки и складки, которые он оставил после себя.

Ей хотелось бы заплакать. Раньше она стыдилась слез, даже если оставалась одна. Но сейчас хотела ощутить на щеках эту горячую влагу, приносящую временное облегчение. Слезы не приходили. Как правило, в жизни всегда не хватает какого-то одного элемента, недостающей детали. «Плачешь в самые неподходящие моменты, но не проронишь и слезинки, когда тебе это нужно больше всего на свете», — подумала она.

Странно было сознавать, что с тех пор, как они приехали сюда, до этой самой минуты прошло всего несколько часов. Завтра в одиннадцать утра в Кижи отправится катер, на который у них куплены билеты. Оперативник уже, наверное, дома, вернулся к жене.

Она лежала в темноте, не зная, сможет ли уснуть. Думала о том, что, возможно, для нее самое страшное еще не началось, она не поняла до конца, что Саши больше нет. И не будет. Вот его вещи, его смятое одеяло. У крыльца под окнами припаркована его машина. Он пока окружает ее со всех сторон. И ей не хочется думать, что завтра все это исчезнет, окончательно прекратится.

Она не верит в загробную жизнь. Но в этот момент, лежа на кровати, которую Саша вплотную придвинул к своей, глядя на его сумку с расстегнутой молнией, лежащие на столе бритву и зубную щетку, она чувствует: что-то еще не успело поменяться, какая-то его часть (молекулы? как еще это назвать?) по-прежнему здесь. Он сам пока еще слишком конкретен, а его смерть, напротив, нелепа и невообразима. Хотя она все видела собственными глазами. И при этом в какие-то там молекулы она сейчас верит больше, чем в то, что его нет.