Пустоид - [10]

Рот все думает, не пора ли остановиться. Он смотрит на Чтива в упор с силой, рожденной из знания, что он проводит эксперимент по директиве вышестоящих. И даже более того. Он знает, что весь мир вокруг — мертвый, за исключением его самого и президента. Это был маленький рай с неожиданно представившейся возможностью сделаться розовым в мыльно радужной подсветке.

— Ты, правда, хочешь, чтобы я тебе вымыл ноги?

— Да, — говорит Рот, не в силах придумать, как лучше всего разрешить ситуацию. Все стало ясно, две птицы в небе, и больше не было ничего, только это.

— Ладно, — говорит Чтива-Крива, — я это сделаю, — его голос слегка невнятен, и в нем звучит слабое пренебрежение, как у монголоида, что добавляет всей сцене раздельности. Он разворачивается и идет к ванне — на кухне — открывает горячую воду и сует под струю руку.

Рот смотрит на его спину, влюбленный в нее, под давкой уличного движения, согнутую над ванной. Рот на миг закрывает глаза, чувствуя напряжение в пустом желудке, расслабленный посреди электричества, и уходит в гостиную, чтобы сесть в красное кресло.

Он сидит там, пока вода нагревается в кране, и Чтива-Крива берет таз и тряпку и намешивает в воду мыла. Чтива-Крива заходит в гостиную, не глядя на Рта, отгибает краешек ковра перед креслом и ставит перед ним таз с водой. Рот уже снял ботинки и носки. Его ноги покоятся на коричневом выщербленном нью-йоркском полу.

Чтива-Крива опускает обе ноги Рта в мыльную воду. Получается так интимно. Рот абсолютно дезориентирован.

— Это отравленная вода, правда? Ты растворил в ней распятие. Из тех, которые растворимые! Вот бля, ну ладно, я сам виноват. (Входит Ив Арденн и насмешливо обращается к Чтива: «Смотрите, какой крутой парень», — и трясет своей перманентной завивкой в сторону мистера Блэка, который отвечает: «Это все будет мисс Макнамара».)

Чтива-Крива встает и кричит:

— Что ты имеешь в виду, «распятия»? Что ты пытаешься мне втянуть? Я тебя вижу насквозь. Никакой протокол мне с тобой не нужен. Я хочу сказать, если бы он был мне нужен, я бы не стал мыть тебе ноги!

— Господи, слава Богу, — думает Рот.

— Ты президент, — говорит он вслух. — О, Чтива-Крива, я себя чувствую настоящей развалиной. — Рот так благодарен, что даже способен признаться, что он на пределе. Спасибо, прости меня, спасибо, прости меня, рою такой симпатичный вампирский спиральный тоннель, год за годом, как червь, поедающий свою кровяную грязь. Уже в следующую минуту он начинает излагать Чтива-Крива свою новую идею, как сделать деньги, и предлагает воспользоваться этим планом для сбора средств на кампанию в поддержку. Он давно замечал, как умственно отсталые дети любят братьев Маркс. Он собирался добыть адреса рассылок от разных благотворительных организаций, учредить фан-клуб братьев Маркс для слабоумных и «назначить немалые взносы»! Рот с президентом отскакивают от стен, заливаясь довольным смехом.

VI

Человек любит то, что в меньшей степени обладает самосознанием. То, что красивее, чем само думает о себе. Оно осознает… оно знает… оно… от него у тебя млеют ноги… от него ты тускнеешь и блекнешь, теряешь сознание… оно выпивает у тебя всю кровь… ты становишься прозрачным, как хрустальный шар… тебе не хватает дыхания даже на то, чтобы выпалить свое имя, как Китс… Мелисса из проводов, женщина из мягкого металла — когда ты к ней прикасаешься, на ней остаются отпечатки пальцев. Серебряная патина, хотя у нее походка безрассудного мужика. Она проходит насквозь — своей походкой безрассудного мужика. Как союз, превращенный в предлог, она проходит хотя бы насквозь своей походкой безрассудного мужика. [18] В тоннель, в пещеру, где факелы освещают прекрасного идола: Венера Мелисса из проводов. Всегда, когда ты заходишь слишком далеко, в жадности или отчаянии, ты неизменно выходишь с другой стороны, где тебе снова противостоит очередная гора Венеры, покрытая волосами. Но сейчас она скрыта за облаками сладкого сна. Ты кладешь голову на подушку, где она манит и сосет, собирая себя воедино, и, как змея, ускользает по темным аллеям, уводя тебя в сон… Но вернемся к «любви»: перво-наперво следует убедиться, что ты один. Нельзя вернуться в любовь вместе с кем-то. Читать следующий фрагмент, когда рядом есть кто-то еще — все равно, что смотреть кино при зажженном свете. Тебе решать. А теперь слушай: на самом деле, ты ведь ее не любишь, правда? На самом деле, ты ведь его не любишь. (Автор заглядывает в окно, корча страшные рожи. «Выходи, поиграем!» Он приставляет к стеклу огромные плакаты с изображением голых людей в непристойных позах!) На самом деле, ты ведь не любишь этого человека, правда? Любовь — это то, что всегда не похоже на остальных. Любовь — это что-то другое. Подумай об этом. Ты встречаешь сексапильную вариацию. Потенциального соучастника, партнера во времени — вовремя. Мелкий обман, подделку, чтобы отвлечься и обмануться. Добавить щепотку жестокости и хорошо перемешать. Отвратительно, правда? Это и есть любовь? И не так уж она сексапильна, на самом деле, если подумать. Ты сам сексапильнее в тысячу раз. Ты знаешь, что это на самом деле: еще один половой партнер. Два пола, которые можно рассматривать как изнутри, так и снаружи. Поиметь секс в «одном» и в «другом» — все равно, что держать в голове расстояние между «здесь» и «там». Разве нам так уж необходимо принимать разделение полов? Ответ будет НЕТ — такой громкий и мощный, что твоя кожа сожмется в страхе и станет искать укрытия за костями.