Пусть умрёт - [31]

      — Не смей произносить имя Цезаря,.. – прервал его солдат.

      — Да-да, я понимаю... Не произносить имя государя императора.

      — Кто еще? Соображай, только поживей, мошенник!

      Он поманил рукой маленького человечка, до сего времени не видимого за широкими спинами солдат. Одет он был неприметно – бедные одежды не привлекли бы в здешней пестрой толпе особого внимания.

 «Соглядатай!» – догадался Захария.

      — А вот этот человек утверждает, что у тебя был еще кто-то. Так не соизволишь ли ты удовлетворить мое любопытство, старик? – С этими словами солдат вытолкнул вперед человечка.

      — Да был еще один, – вынужден был сдаться Захария. – Я просто не придал этому значения. Но я не знаю ни его самого, ни даже его имени. Вид... видел его в первый раз в жизни, господин. Не знал, что это так важно для тебя, не то спросил бы...

      Солдат многозначительно переглянулся со шпионом и опять заорал на заикающегося от страха лавочника.

      — Вздумал дурачить меня, мошенник?!

      — Да п-поразит меня молния на месте! Говорю только истину! – вскричал насмерть перепуганный лавочник, грохнувшись на колени и хватая за руку преторианца.

      — Хорошо, посмотрим, как ты можешь послужить своему цезарю. Скажи мне, но только правду! – Если опять будешь лгать... – он сделал недвусмысленный жест рукой с мечом, означавший незавидную перспективу для того, кому этот жест был предназначен. – Скажи мне, о чем они говорили и... не передавали ли что-либо друг другу?

      — Да-да, с превеликой радостью, но господин, как можешь ты подумать, что я, старый человек, могу подслушивать, о чем разговаривают другие?

      Для пущей убедительности он всхлипнул, явно обидевшись на столь унизительные для достойного человека подозрения. Потом гордо выпятил подбородок вперед и с пафосом  закончил:

      — Нет, не могу сказать! Не в моих правилах совать нос в чужие дела! И потом… к сожалению, я находился в отдалении.

      Тут он поймал на себе гневный взор преторианца.

      — Я тотчас же прикажу отрезать твои старые, заросшие мхом длинные бесполезные уши, раз они все равно ничего не слышат. И заставлю тебя проглотить их без соли! А заодно и твой паршивый нос, червь! Где это видано, чтобы человек с таким длинным носом не совал его в чужие дела?

      Солдаты загоготали, как стая диких гусей, да так громогласно, что стены таберны сотряслись, грозя обвалиться. Лавочник понял, что несколько переборщил, сник и стал торопливо выкладывать:

      — Ну... конечно, конечно, кое-что я все же расслышал... совершенно случайно, разумеется! Иногда они повышали голос, и... некоторые слова все же доносились и до меня. Они говорили, что в этом году нет никакой управы на морских разбойников, и что, да прославят боги подвиги его, наш государь снарядит флот, дабы расправиться с пиратами. Еще они говорили о предстоящих играх в священном амфитеатре великих Флавиев...

      Сметливый Захария уже начал догадываться, что у преторианцев, кроме показаний незадачливого доносчика, никаких улик против него нет. Вследствие чего осмелел и продолжал все уверенней нести всякую чепуху.

      Командир вначале внимательно вслушивался в сбивчивый рассказ Захарии, но, в конце концов,  ему это надоело. Прервав поток красноречия небрежно поднятой рукой, он, поморщившись, устало молвил:

      — Хватит, хватит молоть вздор! – и будничным тоном пообещал: – Просто, если лжешь, тебе отрубят голову. Признавайся, передавал ли что-либо один из них другому. И попробуй солгать!

      — Как добрый господин мог такое предположить? Захария никогда не осмелился бы солгать столь благородному господину. Как же, помню. Тот, которого звали Эльазар, передал тому, другому, штуку великолепной ткани. Я, господин, никогда не видел такой. Посмотри вокруг. Ты видишь, какая материя в моей лавке? Старый Захария никогда не позволит себе торговать второсортными или залежалыми товарами...

      — Короче, старик!

      — Так вот, я же говорю, эта ткань – я такой никогда не видел,  будто соткана из солнечных лучей...

      — Зачем он передал ему ткань? – вновь перебил его преторианец.

      — Как же, как же. И это я расслышал – совершенно случайно... Он говорил, что намеревается открыть производство такого же полотна здесь, в метрополии, и что ему необходимо содействие в этом начинании и ссуда...

      — Хорошо, и что же было дальше, лавочник? – перебил нетерпеливо преторианец, уже начинающий убеждаться, что доносчик по всей вероятности ошибся и ничего заслуживающего внимания за всем этим не стоит.

      — А дальше... дальше ничего, мой господин, – с наивным видом развел руки Захария. – Они пили вино и ели фрукты. Вот видишь, они все еще на столе. А потом, распрощавшись, покинули мою скромную лавку.

      Хитрый Захария заверил командира отряда, что он не должен сомневаться, что он-де, Захария, всегда являлся законопослушным горожанином и, если проведает что-то, что может принести пользу командиру лично или Великой Империи, или божественному Цезарю, он без промедления ему сообщит. Видя, что преторианец все больше склоняется к его версии, Захария воодушевился и незаметно извлек из-за стоявшей в углу корзины с пряностями предусмотрительно заготовленный для таких исключительных случаев мешочек.